Царь или Вождь?

Сей вопрос, коий мы вынесли в название статьи, поставлен был лишь недавно, ибо с неких времен, подпав под псевдоправославную пропаганду, церковное сознание, в основном, двигалось в русле обоснования “православного царства”. Более того, всякие разсуждения о Вожде казались диким новшеством, не имеющим никакого отношения к Истинному Православию. Вопрос назревал, но никто не пытался разрешать его конфликтность. Каково же было наше приятное удивление, когда в 1998 г. вышел новый № “Царского Опричника” (орган братства св. прп. Иосифа Волоцкого), чьи авторы свою программную статью так и озаглавили “Царь и Вождь”( 1 ). Уже из текста стала ясна позиция авторов – соединение доктрины национал-социализма и монархизма, – что само по себе выводило его из ряда дегенеративных монархических писаний. Конечно, мы совершенно не согласны с позицией “Царского Опричника”, но приступаем к разсмотрению вопроса (вынесенного нами в название статьи), в основном, на базе текстов вышеозначенного издания, как наилучшим образом отражающего все репперные точки наших идейных расхождений со всякого рода монархистами.

Современные монархисты (часто вовсе не злонамеренные люди) в обоснование своих идей пытаются подвести какую-нибудь сакральную, даже догматическую базу. По их мнению в Православной Церкви якобы существует “царский догмат” и в доказательство своей позиции приводят следующий текст: “Помышляющим, яко православные государи возводятся на престолы не по особливому о них Божию благоволению, и при помазании дарования Святаго Духа к прохождению великаго сего звания в них не изливаются; и тако дерзающим противу их на бунт и измену: Анафема”( 2 ). Иногда пытаются утверждать, что данный “анафематизм” якобы “древнего”, “византийского” происхождения.( 3 ) Однако, сие вовсе не так: базовый текст сего “анафематизма” был составлен царем-дегенератом Петром I и безбожником Феофаном Прокоповичем ок. 1721 г., когда старообрядцы стали называть Петра антихристом, а сам Чин на Торжество Православия, в коем сие произносится, – лишь в 1766 г. установился в окончательной редакции.( 4 ) Также вовсе небезынтересно, что Поместный Собор 1917-18 гг., при всех его серьезных недостатках, нашел в себе силы и мудрость вовсе упразднить сей совершенно небогодухновенный анафематизм.( 5 ) Произошло сие 26.02.1918 г. по предложению патр.Тихона (Беллавина).( 6 )

Еще большее безумие представляет собой сакрализация персоны монарха на основании его “мvропомазания” на царство. Собственно сие учение потенциально уже изложено в вышеприведенном тексте “анафематизма”. Еще до революции многие русские богословы разделяли ту мысль, что “мvропомазание” на царство – есть “особое таинство: царь не посвящается в духовную иерархию, как это бывало с императорами византийскими, и не принимает на себя власти священнодействия и учительства, но получает силу и премудрость для осуществления высшей правительственной власти, как в государстве, так и в церкви”.( 7 ) Более того, известный историк церковного права проф. Н. С. Суворов, например, утверждал, что “мvропомазание” на царство является особым – восьмым – таинством , ( 8 ) которое “у нас в России не подвергаемое никакому сомнению относительно его сакраментального характера, есть то священнодействие, в котором государь, по молитве церкви, вместе с помазанием мvра, получает свыше силы и премудрость для управления и правосудия. Богословы, которые истолковывают этот акт в смысле сакраментального низведения на государя даров Св. Духа, необходимых для управления государством только, забывают, что нет никого другого, над кем бы совершалось таинство, низводящее благодать Св. Духа, потребное для управления всей русскою церковью, тогда как каждый епископ поставляется для управления только отдельною епархиею..., и всякий богослов затруднился бы вероятно объяснить, почему для управления русским государством сообщаются [при мvропомазании царя] благодатные дары Св. Духа, для управления же русскою церковью в целом, а не в частях, следовательно для осуществления центральной церковной власти, не требуется никаких благодатных даров Св. Духа”.( 9 ) Основное же развитие русской богословской мысли в сем вопросе двигалось в сторону того, чтобы считать “мvропомазание на царство” “высшей степенью таинства мvропомазания ”.( 10 ) Впрочем, и такое понимание сути сего Чина совершенно неприемлемо для истинно-православного сознание, т. к. поддерживает и даже утверждает концепция цезаро-папизма – очевидной ереси .

Необходимо напомнить, что помазание св. мvром при возведении на престол имело место в Византии, так же, как и на Западе. Однако, ни там и ни там помазание мvром при коронации не отождествлялось с таинством мvропомазания, совершаемого в Православной Церкви обычно тотчас после св. Крещения, – т. е. помазание при коронации отчетливо отличалось от того, как совершается мvропомазание, в то время, как на Московской Руси оба обряда абсолютно отождествились: по существу речь идет там об одном и том же обряде, о совершении того же таинства.( 11 ) Кстати, если в Византии помазание венчаемого монарха предшествует возложению царского венца (коронации), то в России оно совершалось после венчания. Таким образом, само венчание в сем Чине уподоблялось Крещению: Мvропомазание совершается после именно потому, что в обычном случае оно совершается после Крещения. Посему следует отметить, что сами идеологические основы московско-российской монархии были не безспорными, а в догматическом плане даже ложными, как мы сие увидели из вышеприведенных фактов. Очевидно, что развитие сих еретических тенденций окончательно выразилось в концепции цезаро-папизма, закрепленной в сознании текстом известного “анафематизма”. Можно твердо утверждать, что для монархии, тем более московско-российской, догматического основания не только не существует, но сами подобные обоснования выявляют еретическую базу мышления.

Следующий “довод” в пользу царя, как сакральной фигуры (а монархии, как исключительной Богоустановленной формы правления), многие монархисты усматривают в так называемой “священной крови” царского рода. Как мы знаем: дух – выше плоти, а “душа в крови” (Лев.11:17), т. е. и кровь (где душа) опять-таки ниже духа хотя и выше самого тела. По-видимому, все разговоры о “священной царской крови” следует разсматривать не в контексте собственно крови (и, следовательно, каждой индивидуальной души), а наследственности. Недаром в “Утверженной грамате” Земского Собора 1613 г. призвание на царство Михаила Федоровича Романова обуславливалось тем, что он – сродич, “благоцветущее отрасли от благочестива корене родившуся” царя Феодора Иоанновича, “прежних великих благородных и благочестивых Богом венчанных Российских государей царей, от их царского благороднаго корене”. Там же сие раскрывается еще более подробно: “И прежние убо цари, предъизбранные Богом, царствоваху, и сих убо благочестивый корень ведеся до благочестиваго и праведнаго великаго государя царя и великаго князя Федора Ивановича, всеа Русии самодержца, на нем же совершися и конец прия; в него же место Бог сию царскую власть на тебе [Михаиле Федоровиче – авт.] возлагает, яко по свойству свойственному царскаго семене Богом избранный цвет”. Как уже подмечалось, само избрание первого из Романовых обосновано фактически одним: он есть далекий родственник (“по свойству свойственному” – т. е. внук брата матери) царя Феодора Ивановича – святого и благоверного чудотвороца, т. е. исключительного царя на фоне других чудовищ. Само избрание Михаила Федоровича – надежда, что он унасдедует исключительную богоугодность последнего Рюриковича как гарантию на спасение народа от постигших бед! “Царственная кровь для всякого монархиста есть святыня”, – читаем мы в монархическом издании. – “И доколе мiр еще стоит, доколе в мiре жив будет хоть один носитель хоть одной капли Романовской-Рюриковой-Цезаревой крови... лишь из среды их мы вправе ожидать, при явном на то указании Божием, того, кто восприемлет “во время благоприятно” Венец Мономахов”.( 12 ) По-видимому, царская кровь “священна” только для монархистов, а не для благоразумных православных христиан, ибо нет ничего “священного” в испорченной и греховной наследственности конкретного рода, пусть некогда и получавшего избрание на Царство. Вышеописанные же монархические ожидания, основанные на искании “хотя бы капли крови”, вообще не имеют ничего библейского. Если вспоминать о корне, то сразу на ум приходят слова прор. Исайи: “Изыдет жезл из корене Иессеова, и цвет процветет” (Ис. 11:1), что еще лучше объясняет ап. Павел: “Ащели начаток свят, то и примешение; и аще корень свят, то и ветви” (Рим. 11:16).

Тема крови (т. е. наследственности = “корня”) прямо обуславливает монархическую концепцию династизма. Следует заметить, что Византия никогда не знала строгого династизма и, просуществовав более 1000 лет, имела много династий, где в восприемстве власти не был положен жесткий принцип кровного родства. Византия имела чисто еретические династии (например, иконоборческую – исаврийцев), неискусные, слабые и, наоборот, весьма сильные и благочестивые. В любом случае, их было много, а когда в Византии стали придерживаться более твердого династизма (как в Западной Европе), то последняя династия Палеологов сразу проявила униатские тенденции, папофильство и в конце концов привела Государство Ромеев к гибели.

Часто приходится слышать, что Библия указывает на благословение Богом не просто монархии, но именно династической ее формы, причем в обоснование своей позиции приводят пример избрания Давыда (1 Цар. 16:1-13). К сожаленью, забывается, что перед тем избирался царем Саул из колена Веньяминова, т. е. особо благословенного и избранного (Веньямин, сын Иякова и Рахили, есть самый любимый сын Иякова (Быт. 37:3; 42:4,38) и своего брата Иосифа (Быт. 43:29-30, 34; 45:14)), каковым, в контексте избрания Иякова-Израиля среди своих сынов, колено Июдино не являлось. Интересно объясняет утрату избранничества Саулом св. Иоанн Златоуст: “Самуил возвещает Саулу, чтобы он поразил амаликитян, проклял у них всё, и никого не щадил. Он не послушался, пощадил царя их Агага и стада мелкого и крупного скота. Самуил, пришедши и увидев это, разгневался и сказал: не хощет Господь всесожжения и жертвы, якоже послушати гласа Господня: Се послушание благо паче жертвы (1 Цар.15:22). И при этом угрожал ему отъятием царствия”.( 13 ) Пример показателен: неисполнение Божественного проклятия (анафемы) на амаликитян оборачивается проклятием на себя самого! Но и царь Давыд является не просто избранным, но исключительным из предшествующих и последующих, ибо он, во-первых, есть пророк, а во-вторых, от него должно пойти то потомство, от коего будет воплощен Спаситель. Последнее – единственная причина династии Давидитов, кстати, не очень удачной ни по человеческим, ни по Божественным правилам. Но ее избрание конкретно обусловлено Промыслом Божьим, чего – увы!– никак нельзя сказать о многих других династиях Христианского мiра. Иными словами – династизм Давидитов обусловлен исключительно последующим рождением Христа, – в остальном же является отступлением от Богоустановленной формы управления народа Божия – теократии.

В Византии ориентирвались сразу и на благочестивых израильских царей (как религиозно-нравственный пример), и на римский порядок (как на государственно-правовой пример), – именно посему династизм чужд ромеям. Л. А. Тихомиров был вполне прав, когда писал: “Идея императора, как главы исполнительной власти, напротив, требует человека необычайных способностей, самого способного в стране. Такова и была римская идея. Но это совершенно несовместимо с наследственностью [выделено нами – авт.], ибо нельзя и думать, чтобы в одном роде чудесным образом повторялся в каждом поколении непременно гениальный человек. <...> идея Божия служителя не предполагает непременной наследственности [выделено нами – авт .]”.( 14 ) К сожаленью, тот же Л. А. Тихомиров, став убежденным монархистом, сам был полон фантазий. Например, он считал, что “Посредством династии единоличный носитель верховной правды становится как бы безсмертным, вечно живущим с нацией”.( 15 ) (Если принять такую идею, то современная ублюдизация во многом обязана дегенеративным монархам, что, впрочем, недалеко от истины.)

Абсолютизация наследственности приводит многих “православных” монархистов и вовсе к еретическому пониманию церковных обрядов. Мы уже указали выше на серьезные отклонения у многих людей в понимании Чина помазания св. Мvром на царство, но еще более неслыханное учение нам довелось прочитать недавно: “Согласно учению Церкви, в русских Царях, мvропомазанных Святым Духом на Царство, действует особая, наследственно передаваемая благодать [выделено нами – авт.] или светлость Господня ко управлению Церкви во внешнем мiре и ко ограждению народа Божия от видимых врагов”.( 16 ) Понятно, что такого церковного учения нет, не было, конечно, и в отношении русских царей, а касательно “наследственно передаваемой благодати Господа” мы прочитали здесь впервые, – се есть уже явная ересь, доселе неизвестная.

Стоит упомянуть еще одну важную деталь: в Ветхом Завете к священству было призвано самое чистое (в расовом отношении) колено Левия (Исх. 13; 32:26; Втор. 33:6; Чис. 3:12; 39) и было установлено наследственное священство, что Христос отменил, утвердив новозаветное священство, где каждый кандидат разсматривается не с точки зрения своих предков, а по изследованию его собственной личности, т. е. нравственного достоинства. То же самое мы вполне можем отнести и к бывшей новозаветной монархии: если ветхозаветная монархия – династична, то новозаветная знает римский принцип личных способностей. В поздней же Византии и на Руси, несомненно, произошло отклонение от правильного понимания, что выразилось во всей сфере церковно-государственных отношений и, в частности, в явном цезаро-папизме .

Практически все современные “православные” монархисты указывают на абсолютную незыблемость так называемой “Клятвы русского народа” на Земском Соборе 1613 г. в верности роду Романовых. Но наиболее чуткие из сих монархистов всё же сами осознают некоторую пустоту своих мечтаний: “И ежели отдельные “органы” Рода отпадают от Цели, преднаписанной данному роду Божиим Перстом (таковы, увы, все Романовы, находящиеся на виду), – это не значит, что нам позволительно отказываться от наших обязательств. Мы просто не видим Избранника Божия в силу нашего недостоинства. И все разсматривающиеся нами искушения вокруг Соборной клятвы 1613 г. – есть ни что иное как испытание верности. Бог сам изберет себе Царя “по сердцу Своему”; наше же дело хранить верность Клятве, которую дали за себя, за нас и за тех кто будет (ежели будет) по нам наши благочестивые предки”.( 17 )

Такое же понимание (может быть не вполне прямодушное) имелось и у Святейшего Синода, когда он в 1913 г. – по случаю Торжеств 300-летия Дома Романовых – объявил, что действие сей клятвы распространяется чуть ли не до Страшного Суда. Конечно, сие – конъюктура, но к ней имеются некоторые формальные основания. Проистекает она из весьма произвольного толкования известных мест из “Утверженной граматы”: “Егда же <...> соборне изберут место и поведят вкупе, в нем же аще сохранно утвердивше положити сию утверженную грамоту, да будет твердо и неразрушимо в предъидущая лета в роды и роды и не прейдет ни едина черта, или ота едина от написанных в ней ничесоже”. ( 18 ) Увы!– многими забывается (или по-просту неизвестно), что сия “клятва верности” 1613 г. есть акт условный, а не безусловный, как нам то пытаются внушить некоторые монархические пропагандисты. Самое главное и самое важное условие изложено прямо: будущие цари из избираемого рода Романовых обязуются, что: “наша святая и непорочная истинная православная хрестьянская вера греческаго закона была нерушимо по-прежнему [выделено нами – авт.], а все бы православное христианство тут было в тишине и в покое, и во благоденствии”,( 19 ) что было необходимым и очевидным для всех, кто пережил еретическую экспансию в Смутное время. Кстати, на сие место указывали в своей полемике и обличениях старообрядцы, четко отмечая, что Романовы с реформ патр. Никона перестали веру хранить “по-прежнему”, отчего само действие клятвы им в верности прекращено, как неисполнившим условия, – ведь надобно по-Истине угождать более Богу, нежели человекам.

И что же мы наблюдаем? Как раз род Романовых и не исполнил своего обязательства перед Церковью, причем уже в лице сына только что избранного царя! Про остальных последующих Романовых вообще нет смысла говорить, как о реально-, а не формально-“православных”: их неправославные взгляды общеизвестны.

Интересные соображения вызывают следующие слова “Утверженной грамоты”, в коих говорится, что “иного государя мимо государя царя и великаго князя Михайла Федоровича, всея Русии самодержца, и их царских детей, которых им, великим государем, вперед Бог даст, из иных государств, и их Московских иноземцев и родов, и Маринки с сыном, не искати и не хотети”.( 20 ) Такое указание приводит к двум выводам: 1) Романовы сами нарушили сей государственный акт, сначала смешавшись с иноземцами, а потом и принимавшими их на Русском Престоле, как то имело место в лице ИоаннаVI, Петра III и Екатерины II; причем перестали быть Романовыми фактически, но сохранили сие имя лишь в политических целях, на самом деле являясь герцогами Голштин-Готторпскими; 2) сия клятва подразумевает наказание лишь в случае искания иного Государя (т. е. Царя), помимо действующего, но ничего не говорит ни против теократии, ни иерократии, ни демократии, ни аристократии, ни даже против охлократии! Утверждать, что вышеозначенные формы правления были участникам Земскогго Собора неизвестны, – исторически неверно, ибо перед их глазами все они были представлены в различных европейских странах. Так что, нравится или нет, но даже современная “президентская власть” вполне приемлема с точки зрения текста “Утверженной грамоты”. В общем, сам сей документ либо несовершенен, либо уже подразумевал иные варианты устроения России в изменившейся исторической обстановке.

Впрочем, все разговоры о клятве 1613 г., тяготеющей над русским народом, пусты, ибо условия Земского Собора не исполнили, прежде всего, сами Романовы, доведшие потом и народ до крайне ублюдочного состояния, в первую очередь из-за духовного разложения, привнесенного с их непосредственной помощью ересями. Хотя никакой “тяготы” клятвы 1613 г. нет, у многих людей сама сия тема вызывает квази-религиозные психологические шатания. Посему Освященный Собор Катакомбной Церкви Истинных Православных Христиан в § 4 Определения от 18(31) мая 1999 г. постановил: “Св. Церковь отметает все никчемные претензии людей, мнящих себя потомками Рода Романовых, и полагает правоверным вовсе быть свободными от Соборной клятвы верности 1613 г., как клятвы условной, а не безусловной, – Род Романовых же сам не исполнил своего предназначения хранить Правоверие на Руси, стал еретичен, злонрав, неискусен и нечист”. Однако, подобное уже случалось прежде: так в 1607 г. патр. Иов издал Прощальную грамату, разрешившую русский народ от клятвопреступления царю Борису и его семейству,( 21 ) а в 1612 г. патр. Ермоген – такую же по отношению к королевичу Владиславу. Т. е. Истина – выше всяческого юридического крючкотворства. Но разсмотрим теперь вообще – кого избрали на царство в 1613 г.?

Можно вспомнить слова даже такого оголтелого монархиста, как митр. Антоний (Храповицкий), столь твердо стоявшего за монархию в “романовском” исполнении, но и он, незадолго до революции, изрек: “Россия устала от романовщины”. В сем он был совершенно прав. Но истоки безобразного окончания династии находятся в ее происхождении. Разсмотрим его.

В писаниях монархистов нам, например, случалось читать следующее утверждение: “На момент Собора 1613 г. Романовы среди Русских аристократических фамилий состояли в ближайшем родстве с пресекшейся династией Рюриковичей”.( 22 ) Данное представление не вполне точно. Если романовы через первую жену Иоанна IV и состояли с Рюриковичами-Калитичами в близком родстве, то нельзя забывать: 1) родственников хотя бы двух последующих (т. е. церковно-допустимых) жен того же царя; 2) остатков Годуновых, из коих происходила жена последнего царя из прежней династии; 3) Глинских, из коих происходила мать Иоанна IV; и т. д. С такой точки зрения, особые претензии Романовых безпочвенны, ибо и др. аристократические роды состояли в близком родстве с династией Рюриковичей-Калитичей. Далеко не хуже них были всевозможные Рюриковичи, в том числе, конечно, и князья Шуйские – Рюриковичи и родственники Богом избранного царя Василия. В общем, обосновывать претензии Романовых на царствование с точки зрения их близости родства с Калитичами – некорректно. В отношении же их “аристократичности” (по-видимому, в смысле “знатности”) следует отмести, с одной стороны, нелепые предположения об их происхождении от “простолюдина”,( 23 ) с другой стороны – преувеличенное представление о знатности их рода. По некоторым источникам можно твердо утверждать их прусское происхождение,( 24 ) но отнести его к самой элите Московского царства не представляется возможным. В эпоху романовщины началось усиленное охаивание всех царей времен Смуты, не пощадили даже царя Феодора Иоанновича, которого вместе с его супругой, выкинули из святцев и объявили “дурачком”! Конечно, претензии новой династии понятны, но попытаемся по-внимательнее изследовать самих Романовых.

“После воцарения Романовых избрание на царство Михаила Федоровича противопоставляется избранию Бориса Годунова и Василия Шуйского. В действительности, однако, избрание Михаила Федоровича и избрание Бориса Годунова имеют между собой много общего: как и Годуновы, Романовы не находились в кровном родстве с предшествующей династией (Рюриковичей) и вообще не отличались знатностью происхождения”.( 25 ) Реальным основателем новой династии, несомненно, является Федор Романов, он же – будущий патриарх Филарет. Видимо, еще при жизни царя Феодора Иоанновича он имел честолюбивые планы захвата власти, но получил сильнейший в том отпор со стороны могучей фигуры того времени – Бориса Годунова. Уже в 1600 г. Федор Романов составляет заговор против царя Бориса Годунова с целью самому завладеть троном. Но приговор Годунова необычайно мягок – насильственный постриг в инока, однако, во время самого чина пострига на все сакраментальные вопросы Ф. Романов отвечает “нет”, но за него говорят “да” и постригают с именем Филарет. Свое иночество он считает ложным и ничтожным, что вполне справедливо, и мы, вслед за ним, можем называть его лжеиноком Филаретом. Во все царствование Бориса Годунова репрессиям (и то весьма слабым) подверглись только одни люди – Романовы, но вовсе не безпричинно. Через 3 года был подавлен первый мятеж под Москвой и Романовы начинают распространять слухи о “чудесно спасшемся” царевиче Димитрии, чтобы ударить по “ ахиллесовой пяте” худородного Годунова, – иными словами, Романовы, а точнее сам Федор Романов, являются ответственными за начало Смуты. В планы семьи Романовых входила дискредитация Годунова, именно посему появляется Самозванец. Сам Самозванец – Григорий Отрепьев – был вовсе не чужд семье Романовых. Он с детства проживал у них в доме, а в 1600 г. был сподручным по заговору и спасся, принял иночество, став келейником патр. Иова, и затем поселился в самый интриганский московский Чудов монастырь, где опять-таки пребывал в контакте с Романовыми. Уже у Романовых он воспитывался, как человек “царской крови”, что имело реальное основание, хотя, конечно, Отрепьев царевичем Дмитрием не был. А был он одним из многочисленных незаконных потомков Иоанна IV, ибо в свое время его мать пребывала в так называемом “гареме” Грозного царя. После смерти царя Бориса Годунова и истребления его династии Лжедмитрием I Филарет возводится последним в апреле 1606 г. в митрополита Ростовского. Причем, как пишет “Пискаревский летописец”, предшественника Филарета по ростовской кафедре митр. Кирила (Завидова) Лжедмитрий I “согнал... из Ростова, блюдясь от него обличения, а поставил Филарета митрополита”.( 26 ) Рукоположен он был патр. Игнатием – не только ставленником Самозванца, но и униатствующим.( 27 ) Уже 3 мая 1606 г. Филарет Романов, как второе лицо после патр. Игнатия,( 28 ) участвовал в беззаконном венчании Лжедмитрия I и Марины Мнишек на царство.( 29 ) При всех жизненных перепетиях Филарет носил титул “нареченного патриарха” при живых патриархах Иове, Игнатии и Ермогене.( 30 ) Хотя Федор Романов лично знал погибшего царевича Димитрия и никак не мог сомневаться в факте его смерти, он один из первых признал в Самозванце “спасшегося царевича”: сие лжесвидетельство обезпечивало ему головокружительную карьеру внутри Церкви. Однако, после свержения Самозванца трон занимает вновь не Романов, а Рюрикович кн. Шуйский, допустивший серьезную ошибку: он, дабы нейтрализовать своего опасного соперника в борьбе за трон, не уничтожает его, а призывает Романова на патриаршество и посылает в Углич за “мощами” истинного царевича Димитрия. Но Романов попадает к Лжедмитрию II (“Тушинскому вору” – жиду Веревкину) и, будучи лишен царем Василием Шуйским нареченного сана патриарха московскаго, признает и во втором Самозванце истинного царевича Димитрия! Более того, начинает при нем свою деятельность “патриарха всея Руси”! Поскольку в то время имелся законный патр. Ермоген, то деяние Ф. Романова может квалифицироваться, не только как государственное преступление, но и как церковное : присвоение патриаршей власти при живом патриархе, создание раскола и помощь мятежникам, покровительствующим еретикам-папистам. По совокупности преступлений Романов должен был, по меньшей мере, лишиться сана, а то и анафематствоваться. Два года Ф. Романов осуществлял раскол. После бегства Самозванца “патриарх” Филарет благословил Михайлу Салтыкова заключить соглашение с Литвой о передаче русского трона – на коем еще находился законный царь Василий Шуйский – польскому королевичу Владиславу. Филарет был взят в плен, но почему-то прощен Шуйским и патр. Ермогеном, оставлен в Москве и возстановлен (! ! ) в сане митр. Ростовского! Но в 1610 г. Филарет принимает активное участие в заговоре против Шуйского, а после свержения законного царя( 31 ) продвигает на трон своего малолетнего сына Михаила. Он же возглавляет с русской стороны переговоры с Литвой, но, не желая допустить теперь Владислава, – а уже желая сделать царем своего сына, – упорствует на переговорах с королем Сигизмундом, вследствии чего арестовывается и увозится в Польшу. По существу, в Польше он живет не как пленник, а как эмигрант, отчего заявление его бывшей супруги (ин. Марфы), что если узнает “король то, что, по прощенью и по челобитью всего Московского государства, учинитца на Московском государстве сын наш Михайло, и король тотчас велит над государем нашим Филаретом митрополитом какое зло учинить”,( 32 ) – является фикцией, направленной к приданию большего авторитета такой отвратительной личности, как Ф. Романов. А уж во время его правления вообще имел место тенденциозный пересмотр событий Смутного времени, т. е. в ряде случаев издавалась новая версия случившегося, – иначе говоря, переписывалась история. “Филарет, в частности, прилагал специальные усилия для того, чтобы были забыты его связи как с первым, так со втором Лжедмитрием. То, что Филарет стал митрополитом ростовским при Лжедмтрии I и был рукоположен патриархом Игнатием, замалчивалось в это время; точно также замалчивалась и его деятельность в тушинском стане в качестве “патриарха всея Руси” при Лжедмитрии II (“Тушинским воре ” ); назначение Филарета главой русской церкви, осуществленное Лжедмитрием II, было фактически признано царем Михаилом Федоровичем, который, после своего восшествия на престол, начинает именовать Филарета митрополитом Московским и всея России.( 33 )

Каковы же остальные, последующие Романовы? – Так, Михаил Федорович хотя бы был вполне православен, но слабоумен. Его сын – царь Алексий Михайлович отнюдь не слабоумен, но изменит веру и с сего момента можно четко отсчитывать прекращение “Клятвы верности роду Романовых”. Царь Федор Алексеевич полностью продолжает линию своего отца. Однако, с Петра I начинается совершенно новый, качественно иной отсчет среди Романовых, ибо почти все они – не дети формально заявленных своих отцов. Например, отцом самого Петра I является “собинный друг” Алексей Михайловича патриарх Никон, о чем в “Деле патрарха Никона” так и сказано: “Учини обиду царице”. Екатерина I, до того М. Скавронская, была просто солдатской шлюхой, отнюдь не литовского, а жидовского происхождения, и все ее 9 детей были рождены неизвестно от кого, – точнее, претендентов на отцовство каждого ребенка имелось множество; не исключен, конечно, и сам Петр I. Петр ? ? ? Анна Иоанновна, по-видимому, все-таки Романовы, но вот уже Анна Леопольдовна и ее сын Иоанн VI – не дети своих отцов. Сыном некого дерзкого драгуна был Петр III, а Екатерина II – известного международного развратника Бецкого (незаконнорожденного сына кн. Трубецкого), ибо ее мать была дамой совершенно распутной и также происходившей не от своего формального отца. Чьим сыном являлся Павел I не знала сама Екатерина II и до своей смерти сомневалась в отцовстве каждого из претендентов на сие звание; их было много: от Салтыкова до некоего ничтожного чухонца. Александр I (и – точно – его сестра вел. кн. Екатерина Павловна), не даром любимый внук Екатерины II, был ребенком от одного из ее фаворитов. Николай I (и – точно – вел. кн. Михаил Павлович) был сыном флигель-адьютанта кн. Оболенского. (И вообще из всех детей Павла I его реальным сыном являлся только Константин.) Александр II, опять-таки, не был сыном Николая Павловича. И только про последних двух императоров можно с большей долей уверенности говорить, что они – дети своих отцов. Иными словами, генеалогия “Романовых” вырастает не как древо вверх, а разрастается как кустарник вширь .

О Правоверии и благочестии в отношении практически всех Романовых (может быть, исключая Михаила ?) говорить нам не приходится, ибо всем хорошо известны их беззаконный нрав и всяческие еретические новшества. Так, от Алексей Михайловича до Петра ? явно внедрилось латинское понимание основ православной веры, что, в частности, выразилось в принятии на государственном уровне так называемого “нового обряда”, по существу же включавшего в себя новую систему религиозных ценностей. При Петре I к латинскому пониманию присовокупилось, несколько его потеснив, понимание протестантское. До Павла I реформаторско-еретическая деятельность Романовых не только не ослабевала, но довела Православную Церковь до ничтожного и даже дегенеративного состояния. Сам Павел I был тайным католиком, хотя после его убийства царская семья возвратилась к официальному господствующему исповеданию, только его сын вел. кн. Константин Павлович сохранил католичество. Александра I называть можно мистиком, оккультистом и т. п., но никак не православным, и – слава Богу!, – если бы сибирский старец Федор Кузьмич оказался именно им: все-таки искреннее возвращение к православной вере и покаяние. Николай I и Александры II и III в моральном смысле – безобразники, распутники и т. д.; их православность более, чем сомнительна. Не секрет для историков и то, что от Петра I до Александар I (т. е. фактически 100 лет) российские монархи принадлежали к масонским ложам и тайным обществам. В царствование же последнего императора, коего остальные его родственники презирали за религиозность, среди Великих Князей мы наблюдаем уже и немалое количество содомитов! В общем, мы наблюдаем на русском троне беззаконный род, развивший оголтелую еретическую деятельность. Однако, некоторые наши оппоненты, почти целиком принимая наши замечания о Романовых, утверждают, что, хотя всё вышеуказанное справедливо, безобразие сего рода с лихвой искупается последним царем Николаем II. Что ж, попытаемся по-подробнее остановиться на личности последнего царя.

Последнее время в сергианской прессе развернулась полемика вокруг канонизации последнего царя. Аргументы pro et contra нам хорошо известны, но мы остановимся на тех, кои нас особенно заинтересовали, чтобы потом перейти к самой сути проблемы. В аргументах contra значится: “Помазание государя на царство означает ниспослание ему дара вспомоществующей благодати в управлении государством. Поэтому, отрекаясь от престола с нарушением законов, царь отрекается от самого дара помазания. Николай ? ? ? е просто сам отрекся от престола, но и, не обезпечив его наследование, вообще уничтожил царскую власть в России как таковую. Так что его отречение соответсвует не уходу священно-служителя на покой, когда сохраняется право служения, и даже не просто снятию с себя сана, но уничтожению самого этого служения на Руси”.( 34 ) Как мы указывали выше, мvропомазание на царство Таинством не является, так что отречение Николая II как раз более-менее адекватно снятию с себя сана и возвращению власти правоспособному народу , прежде, 300 лет до того избравшего династию Романовых. Другое дело, что Правительство так и осталось Временным и из сего ничего не вышло, но сама легитимность с тех пор имела место не в монархической перспективе, – даже в случае с Земским Собором 1921 г. ген. М. К. Дитерихса. То, что Николай II наравне с Православием весьма интересовался всяческим оккультизмом и спиритизмом, принимая то Папюса, то мсье Филиппа, то Распутина, – говорит лишь об одном: последний император был человеком своего времени, так сказать “декадент на троне”, коему нравился стиль a la russй . Иными словами, Николай II был мистиком, что не тождественно православности. Но, будем справедливы, в то время чистотой Православия отнюдь не блистало и большинство архиереев, отчего в некотрых церковных вопросах последний император стоял на голову выше своего рясоносного окружения. В частной же жизни он был скромен и благочестив, что вызывало насмешки у всех остальных Романовых, и не соответствовало “романовской традиции”.

Однако, зададимся вопросом: в каком виде хотят прославить сергиане императора Николая II? Существует несколько подходов к данной теме; например, имеет место понимание святости Николая II, как “Царя-Искупителя”, своею кровию искупившего грехи русского народа, подобно тому, как Христос-Спаситель искупил грехи человечества.( 35 ). Причем, “Искупитель” понимается не в метафорическом, а в буквальном смысле, – что придает данной, неслыханной ранее концепции явно хлыстовский характер. Иное понимание святости Николая II таково, что он – “страстотерпец”, всё свое царствование (и после отречения) терпевший страдания за Истину. В данном случае мы наблюдаем неоправданную гиперболизацию образа жизни его. (В таком качестве он был прославлен Русской Правлославной Церковью Заграницей.) Третье понимание святости Николая II таково, что он – “великомученик”, превзошедший своими мучениями всех других Новомучеников. Здесь мы, исходя из фактического содержания, не находим никаких подтверждений сей концепции и можем констатировать лишь безосновательное преувеличение.

В противовес всем вышеизложенным взглядам pro et contra необходимо привести текст 15 канона “Кочующего” Собора Истинной Православной Церкви: “Царская Семья и иже с ними, от богоненавистников во Екатеринбурге убиенныя, вчинятся в Лик Святых Мучеников ”.( 36 ) Катакомбная Церковь данной канонизацией четко определила последнего царя: он, среди свой семьи и “иже с ними”, будучи бывшим царем, принял смерть за Христа, как простой мученик, кровью омывший все свои прежние заблуждения и слабости. И никакой идеализации Николая II быть не должно, ведь не было ее ни у его современников, ни у новомучеников. Так, св. прав. о. Иоанн Кронштадтский если 6 декабря 1906 г. говорил: “Бедное отечество, когда-то ты будешь благоденствовать?! Только тогда, когда будешь держаться всем сердцем Бога, Церкви, любви к Царю и Отечеству и чистоты нравов!”, – то 9 октября 1908 г. заявляет следующее: “Земное Отечество страдает за грехи Царя и народа, за маловерие и недальновидность царя, за его потворство неверию и богохульству Льва Толстого...”, а на следующий день добавляет: “Господи, да воспрянет спящий царь, переставший действовать властию своею...”. Еще более скептический св. новосвященномученик Андрей архиеп.Уфимский говорит прямо: “...И вдруг на престоле царском оказался несчастный безвольный Николай Романов, а около него выросла распутинщина, и нельзя было разобрать, кто царствует в России: Николай Романов или Григорий Распутин, или Вильгельм чрез свою родственницу Александру Феодоровну. Придворная грязь и интриганство дошли до последних пределов, и Николай был вынужден отказаться от престола, сознав, что его пребывание на престоле, кроме страшной путаницы в делах, ничего народу не дает... Итак, царская власть глубоко оскорблена и поругана в глазах народа...”.( 37 )

Итак, принимая последнего царя из рода “Романовых”, как простого мученика, мы не приемлем такой концепции, что ради его мученичества искупляются все мерзости его предшественников на троне. Правильнее назвать самого Николая II с семьей из ряда вон выходящим исключением в среде “Романовых”, нежели обелять беззаконных и таким образом “канонизировать” их отвратительные и антиправославные действия. Безусловно следует отвергать наизвестно чьи останки, торжественно захороненные в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга летом 1998 г. ельцинской администрацией. По сему вопросу Катакомбная Церковь И.П.Х. на своем Освященном Соборе также дала исчерпывающее Определение от 26.05(08.06).1998 г.: “1) Отвергаем во веки веком кости неких людей, выдаваемых безбожной властью и сергианами за “останки царской семьи”; 2) Се есть лже-мощи и несомненные терафимы для бесовского волхвования, дабы помрачать и губить христиан; 3) Всякий истинно-православный христианин в ведении или не в ведении имеющий участвовать в богохульном “погребении” сих лже-мощей в Петропавловском соборе СПб 3(16) июля 1998 г., либо потом поклонившийся сим терафимам , – ОТЛУЧАЕТСЯ от Церкви до особого Определения Освященного Собора ”.

Но, по-видимому, в последнем императоре было что-то такое, что выделяло его из всех “Романовых”. И се – отнюдь не “фатализм”, как пишут некоторые, принимая за оное знание пророчеств о себе. При всей неудачливости царствования, у Николая II имелось даже не то, что обаяние, но определенное желание быть не-царем. Точнее – быть не просто царем народа, но его вождем. В таким устремлениях он, конечно, более походит не на могущественного Июстиниана Великаго или какого-либо представителя Македонской династии, а, скорее, на Никейских императоров. “Никейское царство зажгло в греках потухнувшую ревность о Православии и его национально-государственном облачении. Оно противопоставило разлагавшемуся от низких материалистических инстинктов обществу – веру и жизнь по вере. Первые три никейских царя: Феодор I Ласкарис, Иоанн Ватаци Дука и Феодор II были людьми горячей веры, стойкими энергичными правителями и мужественными воинами. <...> интересен ответ папе Иннокентию III второго никейского царя Иоанна Ватаци. Отвергая предложение папы об унии и отвечая на его насмешку (какой же он царь, если сидит в лесу, а не в столице), Иоанн Ватаци отвечал: “Царь тот, кто правит не стенами и башнями, не камнями и бревнами, а народом верных. А народ верных это те, которые ради сохрания своей веры оставили столицу и собрались у него в « лесу » ”. <...> Историки называют Никейских царей “народными” и даже “крестьянскими” и вообще нетипичными для Византии. Они заботились о народе, не допуская злоупотребления чиновников, строго соблюдали правосудие, всемерно поддерживали крестьянина”.( 38 ) Всё, указанное выше о Никейских царях, гораздо более соответствует Вождям. Заметьте, в их мышлении и практике больше интерес не к государству, а к народу; они сами – и военачальники, и правители, и судьи, – а сие уже очевидные составляющие того феномена, коий можно назвать вождями = ветхозаветными Судьями. Посему они не типичны для Византии, где, как и должно быть в Империи, больший интерес проявляется к управлению государством, а не народом, – т. е. большее внимание к механической, а не к органической части.