Данные об этом Соборе Катакомбной Церкви мы имеем, с одной стороны, из заграничной прессы1, с другой – из источников, предоставленных еп. Евагрием (Дрентельн), который в 1996 г. уточнил тексты и факты, связанные с Усть-Кутским Собором, просматривая III-й Новоселовский архив2, хранящийся в Катакомбной Церкви.

Усть-Кутский Собор не имел своей предыстории и подготовки, а состоялся стихийно, по согласию случайно встретившихся катакомбных епископов, священников и мiрян в условиях заключения. Событие это произошло в конце июля 1937 г. в местечке Усть-Кут (на р. Лене, при впадении в нее речки Кута) в перегруппировочном отделении арестного дома. Там встретились вывозимые из Витима в Иркутск и везомые из Иркутска на Север 4 епископа, 4 священника и 6 мiрян (по данным еп. Евагрия) Катакомбной Церкви, которые, пользуясь случаем, и решили составить малый Собор.

По нашему мнению, сей Собор состоялся не в силу необходимости, а исключительно для исторического свидетельства о жизни и исповедническом подвиге гонимой ИПЦ, – тем более, что решения Собора в целом повторяли уже бывшие ранее определения “Кочующего” Собора ИПЦ 1928 г.

Об Усть-Кутском Соборе также известно (согласно уточнениям еп. Евагрия), что председательствовал на нем еп. Иоанн (?), секретарем Собора являлся иером. Филимон (из Раифского мон-ря Казанской губ.). Время Собора ограничивалось 6,5 часами, после чего все участники были развезены в разных направлениях и затем, скорее всего, расстреляны. Никаких записей не велось (хотя при этом непонятна должность секретаря), а было решено точный смысл соборных определений довести до сведения других ИПХ через некоего мiрянина А. З. (из с. Жигалово), который вскоре должен был освободиться. Наличие последнего обстоятельства, видимо, стало решающим моментом в стремлении участников открыть тайный Собор. Упомянутый А. З. дал присягу запомнить решения Собора, и то, что запомнил, передать, кому следует, а что перепутает или не будет помнить безошибочно, о том не говорить вовсе. Можно предположить, что А. З. было известно, кому именно необходимо передать решения Усть-Кутского Собора, и, скорее всего, А. З. до того имел связь с пастырями (или даже архипастырями) ИПЦ, так что он смог перед участниками Собора обозначить конкретное лицо. В противном случае Собор врядли поручил бы столь ответственное дело человеку, не имеющему прямых контактов с катакомбниками.

Как бы то ни было, через А. З. ли, или через его посредника, кому он доверил сведения об Усть-Кутском Соборе, каноны его сделались известными архипастырям ИПЦ. В частности о них знал еп. Варсонофий. В 1948 г., по поводу Усть-Кутского Собора и участия в нем лично самого еп. Варсонофия, последнего запрашивал схиепископ Петр (Лодыгин). Однако, еп. Варсонофий ответил уклончиво и не смог (или не захотел) назвать имен всех участников Собора.

В письме от 4 апреля 1948 г. еп. Варсонофий изложил тексты принятых канонов, которые в его редакции выглядели так:

1. “Освященный Собор запрещает верным окормляться у духовенства, поклонившегося антихристу и прислуживающего безбожной власти”.

Заграницей каноны Усть-Кутского Собора стали известны посредством некоего Б. Захарова (он же известен под псевдонимом “брат Захарий”), видимо, бывш. катакомбника из Уфимской епархии, выехавшего из СССР во время войны. По некоторым сведениям, он принял иноческий постриг и поселился недалеко от Свято-Троицкого мон-ря в Джорданвилле. Впоследствии его следы теряются.

Судя по тому, что данные об Усть-Кутском Соборе и его канонах в заграничной прессе были опубликованы в несколько отличающемся варианте от того, который предоставил еп. Варсонофий, можно заключить, что: а) свои сведения Б. Захаров заимствовал не лично от А. З.3, а от какого-то третьего лица, не имевшего достоверных данных; б) или А. З., или Б. Захаров сами представили неточные сведения; в) данные Б. Захарова поверглись цензурным искажениям (скорее всего, в РПЦЗ); г) еп. Варсонофий свои сведения черпал из другого источника, или же являлся сам участником Усть-Кутского Собора.

То, что именно сведения еп. Варсонофия наиболее точны, доказывает следующее. В варианте Б. Захарова совершенно отсутствует принципиальный 3-й канон об анафематствовании обновленцев и сергиан, а 4-й канон искажен, где вместо “Освященного Собора 1928 года” читается: “Освященного Собора 1917/18 года”. Немного другим у Б. Захарова представляется и состав участников Собора: 2 митрополита (?) (причем, председательствовал не епископ, а митрополит Иоанн), 4 епископа, 2 священника и 6 мiрян. Время Собора было ограничено не 6,5, а 4 часами. Тексты 1, 2 и 5 канонов в основном совпадают, что в общем указывает на то, что Б. Захаров пользовался вполне достоверным источником. Можно также предполагать, что всего было принято не 5 канонов, а больше, но их не запомнили, а потому не смогли передать.

Что касается личности председателя Усть-Кутского Собора, то с именем Иоанна ни одного митрополита в Катакомбной Церкви известно никогда не было, а вот одноименных епископов было шесть. Из них следует сразу же исключить еп. Иоанна Зарайского и еп. Псковского Иоанна (Лошкова), т. к. никаких известий об их аресте в 1930-х гг. не существует.

Но кое-что в этом вопросе установить все-таки возможно. Поскольку председатель на Соборе чаще всего избирается по принципу старшинства, то легко выяснить, кто же из четырех оставших предполагаемых епископов с именем Иоанн был старшим по хиротонии. Им являлся “климентовский” еп. Ойротский Иоанн (Кашин), рукоположенный в 1925 г. Как раз в 1936-37 г. он был арестован и сведений о нем более не имелось4. Обращает на себя внимание и местонахождение городов Витима, Усть-Кута и Иркутска – в традиционных районах деятельности “климентовцев”. Личность еп. Варсонофия, распространявшего в Катакомбной Церкви сведения об Усть-Кутском Соборе, в связи с этим также представляет интерес. Например, известно, что он всегда служил по старому обряду и проживал в Сибири. Он же, вероятно, участвовал в тайных Соборах ИПЦ 19485 и 1961 гг. Посему не исключено, что именно сей Варсонофий был ставленником 1936 г. “климентовских” епископов Давыда Урянхайского и Иоанн Ойротского – того самого, который предположительно председательствовал на Усть-Кутском Соборе.

Впрочем, наши изследования усложняются тем, что с именем Варсонофий в Катакомбной Церкви действовали двое других епископов, поставленных “андреевцами”, один в 1926, другой в 1933 г. О судьбе их точных сведений не имеется, и оба они могли быть тем самым еп. Варсонофием, которому стали известны каноны Усть-Кутского Собора.

За участие в Соборе “андреевских” епископов говорит тот факт, что целый ряд их в 1936-37 гг. тоже подверглись арестам и заключению. Кроме того, известен тайный еп. Иоанн, рукоположенный в 1929 г., и он тоже мог председательствовать на Соборе. Участие “даниловцев” также не исключается. Судя по текстам канонов, ясно и то, что именно “андреевцы” и “даниловцы” оказывали наибольшее влияние на решения Собора.

Таким образом, можно констатировать:

И по составу участников, и по результатам работы, Усть-Кутский Собор вполне можно считать каноничным Собором Катакомбной Церкви. Впрочем, как сообщает архиеп. Амвросий (Сиверс), еп. Евагрий, изучавший материалы сего Собора, остался о нем скептического мнения по причине его смутности и неактуальности по сравнению с другими, более авторитетными Соборами Катакомбной Церкви.

И все же архиеп. Амвросий отмечает некоторое, по его мнению, важное значение, которое имели каноны Усть-Кутского Собора в церковной жизни ИПЦ. Они “во-первых, подтолкнули в 1940-х гг. к проведению серьезного и авторитетного Собора 1948 г. в Чирчике6... во-вторых, дали широкую известность Катакомбной Церкви на Западе, что было невыносимо для просергианских кругов, утверждавших, что Истинно-Православная Церковь давно прекратила свое существование или же превратилась в секту неграмотных старух. Каноны Усть-Кутского Собора сие опровегали”7.

4/17 ноября 1998 г.

Преп. Иоанникия Великого

  наш адрес: 191014, г. Санкт-Петербург, а-я 8
   e-mail: