Епископ Андрей, в миру Александр Ухтомский (из рода князей Ухтомских), родился 26 декабря 1872 г. Высшее образоваше получил в Московской Духовной Академии под руководством сначала ректора архим. Антония (Храповицкаго), будущего митрополита и Пеpвoиepapxa Русской Зарубежной Церкви, а затем архим. Арсения (Стадницкого), впоследствии Митрополита Новгородского, иерархов, выдвинутых на Соборе 1917-18 г. в качестве кандидатов на патpиapший престол. По окончании Академии молодой Александр Ухтомский, — ему было 23 года, — принял монашество и через четыре года посли пострига — священство.

Впоследствии, в своем слове при нареченении во епископа Владыка Андрей вспоминал с каким трепетом он, молодой иеромонах, принял на себя это служение:

“Всю страшную мучительность этого вопроса я почувствовал впервые после того, как услышал слова, находящиеся в чине хиротонии иepeйской: “Приими Залог сей (св. Тело Христово) и сохрани Его цел и невредим до последняго твоего издыхания, — о Нем же имаши истязан быти во второе и страшное пришествие великаго Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа”. Когда я услышал эти слова, обращенные ко мне, я ужаснулся той страшной, несравненной ответственности, которая этими словами возлагалась на меня. Я думал: “Как я могу сохранить великий Залог, вверяемое моей охране Тело Христово, если я не могу сохранить даже себя?” И тогда я почувствовал, что святые Тайны Евхаристии действительно — огонь, недостойныя опаляяй, и целых два года не находял себе покоя, совершая Святые Тайны в трепетном мучении за свое недостоинство, и готовый отказаться от этого страшного служения. Но встреча с великим Кронштадтским о. Иоанном спасла мою душу от остроты, мучительности, почти болезни моего дальнейшего душевного раздвоения. Когда я обратился к нему за наставлением по этому поводу, о. Иоанн сказал: “Да, мы вcе повинны пред Святейшими Тайнами, но мы должны нести свое пресвитерское служение, как послушание святой Церкви. Оплакивая свою греховность, мы должны, однако, творить волю Церкви Христовой, указывающей нам чрез архипастырей наших наше церковное назначение”.

Эти слова о. Иоанна были воистину елеем для моего израненного грехами и истерзанного разными сомнениями сердца; они завершили мое мировоззрение и указали путь моей жизни: я стал определять его только, как наиболее точное исполнение церковного послушания, как наиболее исправное служение святой Церкви, народу Божьему, людям Божиим, искупленным пречистою Кровию Христовою” (“Прибавления к Церковным Ведомостям” за 1907 г., № 49).

В 1899 г. он был возведен в сан архимандрита с назначением на должность наблюдателя Казанских миссионерских курсов.

3-го октября 1907 г. в Спасо-Преображенском монастыре в гор. Казани, в котором он был настоятелем, архимандрит Андрей был хиротонисан при участии шести иерархов во епископа Мамадышского, Казанского викария. Об этом периоде его святительства существует подробное описание монахини Т., лично знавшей Владыку:

“Кто в Казани не знал в тихие, благословенные царские времена молодого выдающегося епископа Андрея Ухтомского?

Его смирение, простота и вместе мудрость привлекали сердца. Он со всеми был радушен, приветлив, ласков, не разбирая чинов и сословий.

Владыка был просветителем инородцев и ведал инородческой миссионерской школой. Учащиеся безгранично его любили. Когда надо — он был строг, а в час отдыха, бывало, играл с семинаристами в городки и бабки с веселием юноши. Но учащиеся не теряли глубокого уважения к своему учителю, даже преклонения: они хорошо знали, какую строгую, высокую жизнь аскета, великого молитвенника проводил их любимый Владыка. Они знали его пост, молитвенность, безконечное милосердие к бедным: ведь, ни один нуждающийся, просящий у него помощи, не уходил без утешения и щедрого подаяния. У Владыки был секретарь, Василий Иванович Беневольский — вдовец, бывший раньше чиновником особых поручений при Казанском губернаторе, а после кончины своей супруги ставший не просто секретарем молодого Владыки, а его любящим, заботливым отцом. Василий Иванович мне, духовной дочери Владыки, много поведал о его сокровенных подвигах. Ночи владыка Андрей проводил в молитве возле большого, каррарского мрамора, креста, который ему подарил его почитатель, купец Стахеев. На короткое время Владыка забывался сном на голой кровати на досках, без подушки и одеяла. Он питался самою простою, всегда постною пищею — даже рыбы никогда не ел. Его почитатели-купцы ящиками подносили ему различные фрукты, которые очень скоро исчезали: его молодые ученики быстро опустошали ящики, зная доброту Владыки. После скудного обеда Владыка спрашивал иногда Василия Ивановича: “Есть у нас еще фрукты?” — “Да ваши любимцы всё уничтожили, всё!” Владыка улыбался. “Вот и хорошо. Пускай кушают на здоровье! Молодые, сильные юноши всегда хотят есть!”

Стучится в келью Владыки (он жил в Спасском монастыре) какой-нибудь бедняк, просит подаяния. Владыка Андрей открывает свой кошелек. Он пусть. Робко говорит Василию Ивановичу: “Может быть, вы дадите мне взаймы несколько рублей, сколько можете?”

Василий Иванович с доброю улыбкою отвечает: “Я, конечно, вам дам, Владыка, но вы ведь совсем недавно получили большую сумму денег”. Владыка молчит. Василий Иванович хорошо знает, что он уже успел раздать всё нищим, и дает ему взаймы. Бедняк, утешенный, обрадованный, возвращается в свое жилище, благословляя Господа.

Бывало, что владыку Андрея и обманывали. Однажды приходит бедно одетая женщина и со слезами говорит: “Муж мой умер. Не на что похоронить! Смилуйся над моим горем!”

Владыка тотчас же дает просящей на похороны и участливо спрашивает: “Где же вы живете?” — “В Воробьевом овраге, Владыка”, отвечает “вдова”. Владыка знал, что там живет горькая беднота. В овраг во время весенних оттепелей или летних ливней потоками стремится вода и заливает бедные домишки. Сердце доброго Владыки полно сожаления к этой “вдове”. Он заботливо спрашивает, на какой улочке живет она, как ее фамилия, как имя. После ухода этой женщины, Василий Иванович говорит Владыке: “Мне что-то подозрительна эта баба. Уж очень она театрально причитала и “выдавливала” из себя слезы!”

“Ну, что вы, что вы, Василий Иванович, пойдите в Воробьев овраг по адресу этой горемычной и увидите, что в домике этой несчастной лежит покойник!”

Василий Иванович к вечеру пошел в Воробьев овраг. Найдя домишко “вдовы”, он подошел к освященным окнам. Оттуда доносились веселые звуки гармошки. На столе стояла миска с дымящимися пельменями и бутылка водки. Доносилось веселое пение! Василий Иванович рассказал Владыке, что вместо покойника он застал ужин Владыка спокойно отнесся к рассказу. “Ну, пускай повеселятся эти большие дети. Ведь им радость – устроить сытный ужин с пельменями. Пусть немного утешатся в своей нищенской жизни, полной труда и лишений!”

Купцы дарили “своему владыке” богатые, драгоценные облачения, а он их раздавал бедным сельским священникам. Он всегда всюду ходил пешком, несмотря на то, что богачи дарили ему великолепных коней, коляски, сани и т. д. Когда он каждую среду из своего Спасского монастыря шел в Благовещенский собор читать акафист святителю Гурию, где почивали его мощи, то инородцы — чуваши, черемисы, мордва — падали пред ним на колени, целовали его ноги. Матери подносили младенцев, чтобы он их благословил. Инородцы звали его “наш батька”. Бывало какой-нибудь грязный, всклокоченный чуваш подносит ему полотенце пестрое и говорит: “Вот тебе, батька, хусточка. Моя жена соткала для тебя”. И владыка Андрей целует в лоб подслеповатого чуваша: ведь инородцы топили избы “по черному”, т. е. без печки и трубы — дым выходил через отверстие в крыше, и эти бедные люди часто страдали трахомою глаз.

Не только православные, но и магометане-татары низко кланялись русскому владыке, чувствуя в нем духовную высоту.

“Никогда не отказывайте просящим у вас”, – учил меня Владыка. “Вот я однажды шел в Петербургу по Николаевскому мосту. Ветер, снег порошит. Слышу жалобный голос человека: “Подайте Христа ради! Подайте Христа ради!” Я иду дальше со своими мыслями. Вдруг останавливаюсь. Поворачиваю назад. Подхожу к нищему. Это не старый еще человк, просящий ради Христа. Даю ему деньги, которые имел при себе. И вдругь все прохожие стали останавливаться возле бедняка и класть монеты в его замерзшие, посинелые руки. Как я мог пройти мимо просящаго у меня малой помощи! Я был занят своим. Дал я — и все прохожие стали давать этому нищему. Никогда не проходите без подаяния убогим. Вы не знаете, почему нищие доходят до такой тяжелой жизни. Для спокойствия совести надо давать просящему, да еще просящему ради Христа!”

Владыка Андрей был большим психологом. Часто приходили к нему за советами, и он их мудро давал.

Владыка удивительно просто, кратко и сильно произносил свои проповеди. Когда он служил, ясно ощущалась его глубокая, проникновенная молитва!

Много у него было почитателей и почитательниц. Многие барышни стремились получить у него благословение на уход в монастырь, но немногие получали его.

Приходят к нему однажды две родныя сестры, окончившие Смольный Институт, и просят благословения на поступление в обитель. Владыка говорит им: “Нет, вы не выдержите монастырской жизни. Учительствуйте в миpy”. Барышни не послушались совета мудрого Владыки, и поступили в монастырь. Скоро, однако, они оставили монастырь и стали в миру хорошими учительницами.

Некоторые замужние женщины собирались по недомыслию оставлять мужей и детей для поступления в монастырь. Владыка останавливал таких безразсудных и советовал им заботиться о детях, о мужьях, быть хорошими матерями, супругами, а не идти по пути, на который их не благословил Господь.

Мне поведал Bacилий Иванович, как Владыка однажды своею проповедью остановил бунт на пороховом заводе, на котором было несколько тысяч рабочих.

В 8-9 верстах от Казани находился пороховой завод. В страшный 1905 год, в год первой революции, рабочие взбунтовались на этом заводе. Одного из 8 директоров злодейски убили — под влиянием красной пропаганды. Рабочие взорвали одну бочку пороха. На окраине Казани окна в домах, обращенные к пороховому заводу, полопались. Такая была страшная сила взрыва! Владыка Андрей [тогда еще архимандрит – ред.] сел верхом на своего коня и безстрашно, рискуя жизнью, помчался на завод. Там его встретила разъяренная, разнузданная толпа. Бунтовщики стали осыпать Владыку ругательствами, насмешками. Он встал на каком-то возвышении и кротко ждал пока утихнет безумная толпа. В него бросали комки грязи, огурцы, гнилые яблоки. Владыка спокойно стоял и смотрел на толпу и только молился. Толпа стала понемногу затихать. Чудом Божиим водворилась тишина. Владыка заговорил и стал увещевать бунтовщиков. И люди слушали его и с изумлением глядели на него, безстрашного, спокойного. Говорил так, что они его заслушались, этого “долгополого монаха”, как только что его называли. Краткими, но сильными словами Владыка привел дикую толпу к раскаянию. Люди поняли, какой они совершили великий грех, убив неповинного своего директора. Рабочие освободили директоров и принялись за работу. С почтением провожали они Владыку, когда он возвращался в свой Спасский монастырь. От прежнего буйства и следа не осталось! Вот как, с Божьей помощью, владел владыка Андрей душами человеческими!

Владыка Андрей основал женский монастырь возле татарской деревни Ямбайки при впадении Камы в Волгу. Обитель была любимым детищем Владыки. Кроме русских сестер там было много юных послушниц-татарок. Иногда для них Божественную литургию служили на татарском языке. У новой обители были прекрасные нивы, пастбища, пасеки. Татарки были трудолюбивыми сестрами. В прекрасном месте была эта обитель в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Стояла она на горе. Внизу, среди лесов, плавно текла с изумрудными водами красивая река Кама. За обителью возвышался густой бор. По благословению Владыки я поступила в этот монастырь. Три моих одноклассницы Мариинской гимназии города Казани тоже ушли в эту обитель. Моя подруга Екатерина Б. была назначена казначеей.

В 1911 г. Владыка Андрей был переведен на Кавказ епископом Сухумским, где, пробыл два года и был возвращен в родные края, в Уфу, находящуюся недалеко от г. Казани. В Уфе ему предстояла большая миссионерская работа, на которую он был призван еще с самого раннего своего служения Церкви. В епархии было много иноверцев, особенно мусульман, среди них Владыка проводил обширную миссионерскую работу. Ему много приходилось путешествовать, и благодаря этим поздкам, он был известен и любим по всей России. Видя повсеместное отступление от веры и предчувствуя приближение революции, Владыка Андрей призывал весь православный pyccкий народ объединиться вокруг Помазанника Божия Государя Николая II:

“Что может спасти нас, сберечь наше православное отечество, возвратить Святой Руси ее былую славу?

Верую и твердо убежден я, что как выросла Святая Русь около Церкви Православной, так и возсоздать ее может только ее родное Православие.

Поэтому я жду на Руси великого дня, когда соберется Собор Русской Церкви в присутствии кротчайшего, христианнейшего Царя нашего, благочестивейшего Николая Александровича. Не безрелигиозные сборища самозванных гордецов, не толпы людей, ничем не объединенных и друг друга ненавидящих, укажут нам новые пути общественной и государственной жизни, а Собор иерархов церковных, вместе с лучшими представителями от мирян, в полном согласии и любви сошедшихся и с христианскою твердостию говорящих правду правдолюбивейшему из Царей. И когда устроятся дела церковные, когда умиротворится смятенный ныне дух народный, когда православный русский народ окружит тесным кольцом своих архипастырей и объединится с ними, — тогда обновится православная Русь, тогда возвратится мир и радость всей нашей общественной жизни во всей ее совокупности”.

Вместе с Митрополитом Антонием он был ревностным сторонником возобновления патриаршества в Poccии. На соборе 1917-18 гг. Владыка Андрей принимал самое деятельное участие во время выборов пaтpиapxa; почитатели Владыки Андрея выдвигали и его кандидатуру в числе других. Что касается митрополичьих кафедр, то, подобно существовавшему в древнем Новгороде обычаю, верующие Москвы сами, путем голосования, избрали себе митрополита; им стал apxиeп. Тихон, будущий Патриарх. Такие же выборы состоялись и в Петрограде; здесь голоса разделились между двумя: митр. Вениамином (Казанским) и епископом Андреем. Только благодаря многочисленным голосам рабочих, особо почитавших Владыку Вениамина, он был избран на Петроградскую кафедру.

Вскоре после революции последовал первый арест епископа Андрея и начались почти непрекращающиеся мытарства по советским тюрьмам и лагерям.

Несмотря на его заключение, народ не забывал своего доброго пастыря и старался не терять с ним связи и всячески облегчать его страдания. Когда Владыку Андрея выпускали на свободу, то верующие устраивали ему сердечные встречи.

В 1922 г. он вернулся из ссылки в Уфу. В короткий промежуток своей относительной свободы Владыка Андрей позаботился оставить себе заместителя и хиротонисал (совместно с кем-то) [с еп. Николаем (Ипатовым) – ред.] прот. Виктора Пояркова во епископы с наречением его “Дивлекановским”. После ареста Вл. Андрея, еп. Иоанн Дивлекановский был назначен Патриархом Тихоном временно управляющим Уфимской eпapxиeй. Владыка Иоанн продолжал дело еп. Андрея по борьбе с обновленчеством. [Позднее еп. Иоанн признал митр. Сергия – ред.] Эта борьба стоила многим последователям еп. Андрея мученического венца.

Но особую опасность для Церкви принесла декларация митр. Сергия: она вышла от имена старого архиерея, верного на словах заветам покойного Патриарха, многими уважаемого, и оттого могла сойти за голос самой Церкви. Епископ Андрей объявил это прямой изменой Церкви, и, благодаря авторитету его голоса, многие не уклонились тогда на путь легализации Церкви. Выход декларации застал еп. Андрея в ссылке в Ашхабадской области, но, несмотря на это, он известил всех своих духовных чад о пагубности подобных компромиссов. Он призывал не верить митр. Сергию, предвещая, что все его обещания будут нарушены, и затем последует полное порабощение Церкви. Действительно, после выхода декларации гонение не утихло, а усилилось. Теперь уже арестовывали за непризнание декларации, а признавших вообще за то, что они продолжали исповедывать православную веру. Таким образом, легализованная церковь приобрести себе свободы не смогла, а продолжала терять ее. К началу 2-й Mиpoвoй войны из легализованного епископата на свободе оставалось только 4 епископа, во главе с митр. Сергием (Страгородским). Их видимо вполне хватало для показа западу, как примера “веротерпимости” новой власти.

Многие верующие, узнав их по плодам их, возвращались под омофор Владыки Андрея и под его руководством образовали тайную Катакомбную Церковь, поставленную полностью в условия катакомб первых веков христианства. На молитву собирались в пещерах, на лесных полянах, в покинутых избах.

ГПУ знало, что в епархии работают тайноцерковники, но никак не находило способов выявить и выловить их. С провокационной целью обнаружить неуловимых, ГПУ внезапно вернуло из ссылки еп. Андрея, который был глубоко чтим народом и всей Катакомбной Церковью. ГПУ надеялось, что тайноцерковники потеряют осторожность, метнутся к любимому Владыке и выявят себя. Так-бы оно и могло случиться, но хранитель Своей Церкви – Сам Господь: Он дал Владыке Андрею евангельскую кротость и мудрость. Владыка знал зачем его везут в Уфу и принял свои меры. По его указанию, только одна церковь в Уфе — в честь прав. Симеона Верхотурского — про настроение которой ГПУ прекрасно знало ранее, приняла Владыку открыто. В сторожке этой церкви и поселился Владыка. Эта церковь стала фактически кафедральным собором епархии в недолгие дни относительной свободы еп. Андрея. Больше ни одной церкви из епархии к Владыке Андрею не примкнуло, а тайно у него перебывала вся епархия. ГПУ ошиблось: вместо выявления тайноцерковников, происходило углубление и расширение внутренней, по-прежнему недоступной шпионам, тайной Церкви. Убедившись в провале своего плана, ГПУ прекратило и дальнейшее пребывание Владыки Андрея на свободе: он был снова арестован и послан в ссылку.

Будучи в ссылке, Владыка Андрей не оставлял своего призвания к миссионерству. Так, в Кизиль-Орде, где он отбывал свой очередной срок заключения, им были присоединены… ищущие общения… старообрядцы. Об этом был составлен акт возсоединения. [Это произошло в августе 1925 г. в Ашхабаде – ред.] Владыка Андрей дал епископов этой новой церкви [рукоположил еп. Климента, основавшего затем Катакомбную Церковь в Иркутской обл. – ред].

Было много лжи и клеветы вылито на епископов и самого Владыку Андрея по незнанию фактов, по злости, по ревности не по разуму и по заданиям НКВД. Клеветали, например, будто-бы еп. Андрей “перешел к беглопоповцам”, будто они его “перемазывали” мvром при присоединении и проч. Это мнение и до сих пор имеет место у советских церковных историков. Все это оказалось ложью. [Еп. Андрей сам себя помазал св. мvром “в знак радости”, как он говорил, о возсоединении со старообрядцами; однако при этом никакого чинопоследования таинства мvропомазания не совершалось – ред.] Он объединил старообрядцев… на условии равенства “обрядов” и фактически привел их к единоверию. В этом случае он действовал с согласия и благословения Святейшего Патриарха Тихона [и своего духовника архиеп. Антония (Храповицкого) – ред.]. Церковь эта осталась жива и начала расти. Некоторое время последователей ее называли “андреевцами”. Церковь сразу ушла в “глубокую пустыню” (в СССР не говорили “в подполье”) и повела работу, которую можно сравнить разве только с исторической, действительно катакомбной Церковью первых веков христианства. Владыка Андрей укреплял свою паству, заботился о сохранении иepapxии, и вдохновлял верующих идти на любые мучения ради Христа.

Последний период жизни епископа Андрея мало известен. По свидетельству одного бывшего узника Бутырской тюрьмы, в мае 1932 г. Владыка Андрей находился в той же тюрьме, в госпитале, куда его привезли прямо из ссылки, из Узбекистана [Казахстана – ред.], где он уже отбыл свой срок. До их встречи Владыка долго сидел в одиночке, затем лежал в палате для венерических больных, затем в палате для сумасшедших и, наконец, в палате для больных цынгой. Цынгой он действительно был болен, и очень страдал от этого: у него выпали почти все волосы, исхудал он до неузнаваемости. Но всё происходившее с ним переносил со смирением и покорностью воле Божией. В тюрьме Владыка Андрей часто беседовал с заключенными. К нему как то невольно все проникались глубоким уважением; закоренелые преступники, воры, даже опальные коммунисты преклонялись перед величием его духа; в его присутствии прекращались драки и перебранка. Владыка Андрей остро реагировал на любую несправедливость по отношению к заключенным со стороны тюремного начальства, за что последнее еще больше притесняло его. Он много молился в тюрьме и не прекращал миссионерствовать даже в камере.

Власти, видя непреклонность духа святителя, решили с ним учинить окончательную расправу. Он был разстрелян в 1937 г. в Ярославском изоляторе.

Составлено по статьям, напечатанным в “Православной Жизни”, № 6 за 1966 г., и в “The Orthodox Word” за 1972 г. (март-апрель, стр. 49).

  наш адрес: 191014, г. Санкт-Петербург, а-я 8
   e-mail: