Вот краеугольный камень, на котором епископ Андрей строил церковную жизнь в Уфимской епархии: выборность священнослужителей (епископов в том числе), самостоятельность в духовной, культурной и экономической деятельности приходов, определенная законом независимость от государства.

Никакого сервилизма.

Никакого – ему всегда ненавистного – всевластия церковного начальства.

Альфа и омега, мерило всего, единственный Глава Церкви Христос.

"Да, страшное и ужасное время мы все переживаем, когда ложь и обман царствуют и торжествуют свою победу на земле. Дыхание антихриста так и чувствуется во всех углах нашей жизни.

...что касается обновленцев и митрополита Сергия, то они вполне поклонились тому зверю, о котором говорит святая книга Откровение Иоанна Богослова. Прочитайте тринадцатую главу. – И обновленцы и митрополит Сергий исполняют только волю и приказания безбожников. И этого вовсе ни от кого не скрывают, а даже пишут в своих "Декларациях". Поэтому всякий истинный сын Церкви должен бежать от этих христопродавцев без оглядки; и все истинные чада Церкви должны основать свои приходские общины, свободные и независимые от христопродавцев-архиереев. Нужно, чтобы все священники приходские – были выборные, а не назначенные. Нужно, чтобы все священники дали подписку всем приходским советам, что без ведома приходского совета делать ничего не буду. Нужно, чтобы и епископы были избраны народом за их благочестивую жизнь, а не пьяницы и христопродавцы, которых назначают обновленцы". [85]

Так писал он из Кзыл-Орды в 1928 г. незадолго до ареста. В словах это письмо свободней и резче, чем "Исповедь", тщательно обдуманная ожидающим очередного приговора арестантом. Но суть примерно та же, и определить ее можно так: Христос – путь, истина и жизнь.

Тем более уязвляет епископа Андрея всякое отступление от заветов Спасителя и особенно – предательство Его.

Арестованный в конце 1926 г. в связи с попыткой епископов организовать тайные выборы Патриарха, митрополит Сергий (Страгородский), названнный следователем ОГПУ "одним из активнейших членов церковно-антисоветской группировки",[86] был освобожден в апреле 1927 г. ОГПУ чрезвычайно редко открывало перед священнослужителями дверь на волю. Вкогтившись в очередную жертву, советская тайная полиция методично домучивала ее непрерывной чередой тюрем, лагерей и ссылок, либо пускало ей пулю в лоб. А здесь против общего правила начальник 6 отделения секретного отдела ОГПУ Е.Тучков и уполномоченный 6 отделения А.Казанский подписали постановление об освобождении митрополита Сергия "из-под стражи под подписку о невыезде из Москвы". Месяц спустя был зарегистрирован собранный им "Патриарший Священный Синод", а в июле появилась его Декларация об отношении Церкви к Советской власти. "Мы, церковные деятели... с нашим народом и с нашим правительством".[87]

Епископ Андрей оказался среди тех священнослужителей Русской православной церкви, которые, исповедуя Христа распятого и воскресшего, отвергли "Декларацию" митрополита Сергия.

В 1928 г. он написал памфлет – "О радостях митрополита Сергия". Я его прочел.

Он имеет в начале начертанный рукой епископа крест, дарственную надпись: "Возлюбленной во Христе духовной дочери Иустинии на молитвенную память. Грешный епископ Андрей." и эпиграф: "Церковь есть общество чистых совестей, а где есть сознательная бессовестность и ложь, там нет Святой Церкви". [88]

Ему попалась на глаза только что вышедшая в свет (как он пишет) брошюра под названием "Где правда?", не только безудержно восхваляющая митрополита Сергия (Страгородского), но и содержащая якобы бесспорно-канонические доказательства его нынешнего первенствующего положения в Церкви.

"Прочитав эту горячую защиту церковного беззакония, автор этих строк не счел себя вправе молчать и решил сказать фактическую правду о митрополите Сергии, которую перетолковать нельзя и которая красноречивей всех украшений доказывает великий вред для Церкви от митрополита Сергия и всех его единомышленников и последователей".[89]

Почему – о радостях? Да потому, отмечает ссыльный епис коп, что в своей Декларации митрополит Сергий уверяет Советскую власть: "Ваша радость – наша радость", "Ваше горе – наше горе".

Епископ Андрей цитирует неточно. "Мы хотим быть православными, – сказано в Декларации, – и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи".

Однако даже скурпулезно-точное следование тексту Декларации не меняет ее сути.

Митрополит Сергий призывает церковный народ признать всю серьезность "совершившегося в нашей стране" и не за страх, а за совесть повиноваться законным властям.

Епископ Андрей даже из тюремной камеры убеждает власть дать Церкви гарантированную законом свободу и – главное! – самой проникнуться христианским духом.

Между двумя этими позициями – пропасть.

Отвратительный сервилизм – или непоколебимое стояние за Христа и Его Евангелие. Нравственно немыслимая цена церковной организации – или ссылка, лагерь, расстрел. Лукавая игра с дьяволом – или безусловная вера в Спасителя.

"Эти радости у митрополита Сергия начались давно, с 1905 г., с сентября месяца. Это были бурные дни, когда... честнейшие русские люди во главе с князем Трубецким говорили русскому императору, что жить по немецкой указке нельзя, что Россия теряет терпение от издевательства над ее здравым смыслом. В самый разгар этой борьбы за правду Сергей Трубецкой скончался. Вся честная Россия ахнула от боли. Пригласили на торжественную панихиду над гробом Трубецкого самую светлую личность, известную своей верою, чистотою и любовию, – тогдашнего ректора Санкт-Петербургской духовной академии еп. Сергия... Но он знал, что его радость не у этого гроба и отказался от служения этой панихиды. И за это дождался своей первой крупной радости: Победоносцев через неделю ... назначил его архиепископом Финляндским. Это ли не радость? Эта почетная синекура была куплена только верою, чистотою и любовью! Т.е. благовременным отказом от молитвы о нечестивом конституционалисте Сергее Трубецком". [90]

Епископ Андрей упоминает далее о двойственной позиции Сергия (Страгородского), который, будучи с 1906 г. членом предсоборного совещания и одновременно – членом Синода, в первом своем качестве поддерживал проекты,вводившие в церковную жизнь приходскую самодеятельность, а во втором – их отвергал.

"Такова его чистота и кротость".

Возникает, само собой, тема Распутина. Председательствовавший в Синоде митрополит Антоний (Вадковский) говорил решительное "нет" всем попыткам посвятить во епископа распутинского протеже, безграмотного монаха Варнаву. Однако стоило митрополиту заболеть, как заместивший его архиепископ Сергий дал добро, и Варнава получил знаки архиерейского достоинства: митру и посох.

"...хлыст играл святителями, а архиепископ Финляндский Сергий уже тогда радовался, что хлыст Распутин им доволен. В это время в Синоде рядом с Сергием сидел ... остроумный епископ [Антония Храповицкий – ред.], который так характеризовал деятельность этого Синода: "Мы по распоряжению обер-прокурора готовы черного кабана в архиереи посвятить". [91]

Показав исключительную способность члена Синода, митрополита Сергия (Страгородского) приспосабливаться к сильным мира сего и угождать им, епископ Андрей останавливается на страшном для Церкви 1922 годе.

"Патриарх Тихон был арестован, и его аресту помогла и содействовала организация недостойнейших священников под названием "Живая церковь". Они издевательски оболгали Патриарха, выкрали у него канцелярию и пригласили к себе в сотрудники заведомо бессовестных епископов: Антонина и Леонида. ... Москва не признавала этого ужасного подлога в замене патриаршего управления. Вся Россия не знала, как оценить совершившееся. А кто оценил? Кто все понял? О, всё тот же неизменный, приятный во всех отношениях, известный верою, любовию и чистотой митрополит Нижегородский Сергий! Он, он всё запутал, всех обманул и признал ВЦУ единственною каноническою властью в России. И только за ним, за его чистотою потянулись все мелкие сошки духовного звания. "Уж если многоученый Сергий признал каноничность ВЦУ, то чего же рассуждать!?" Так говорили русские простецы. И попали в страшную ловушку, которую устроил всем митрополит Сергий. Он, только он со своим авторитетом ректор Академии утвердил в русской Церкви этот позор "Живой церкви" и обновленчества,когда беззаконие стало признаваться в Церкви законом и когда иудино окаянство стало расцениваться как гражданская добродетель. ...признавши ВЦУ, Сергий признал все его распоряжения: о низложении Патриарха Тихона, о лишении его сана и монашества и признавал правильными все обвинения против Патриарха". [93]

В 1922 году епископ Андрей сидел в Бутырке. В одной камере с ним оказался инженер Тяжеловесов, встречавший митрополита Сергия в своих тюремных скитаниях и услышавший от него такое признание: "Мне надоело таскаться по тюрьмам! Теперь у меня главный догмат – не сидеть в тюрьме". Припомнив это, епископ Андрей пишет о той унизительной процедуре покаяния – "всенародно и во всяком смирении" – которой подверг оказавшийся в 1923 г. на свободе Патриарх Тихон пришедшего к нему митрополита Сергия.

"...здоровый кулак нижегородского крючника был и без канонов достаточным аргументом в пользу признания со стороны митрополита Сергия прав оскорбленного Патриарха". [94]

С тех пор, говорит епископ Андрей, Патриарх Тихон окончательно лишил митрополита Сергия своего доверия. И когда в 1925 г. он почувствовал приближение смерти, то назвал в качестве временных – до Собора – своих преемников трех архиереев.

"...замечательно, что Патриарх Тихон, человек безукоризненно честный, оставил себе преемниками людей, несравненно менее ученых и несравненно менее заслуженных, чем митрополит Сергий, но решительно вычеркнул из числа своих заместителей именно этого многоученого Сергия, ибо вовсе ему не верил". [95]

Сергий не был самим собой, если бы не стремился – несмотря ни на что – "опять влезть в барские хоромы". Так пишет ссыльный уфимский епископ и с горечью и с гневом повествует об интригах ученого митрополита, запретившего в священнослужении многих честных епископов.

"А конец и венец всем его радостям – это его пресловутая Декларация... Эта Декларация не прошла без последствий! Пока митрополит Сергий радовался на свои хитрые планы ... в сентябре-октябре 1927 года были закрыты монастыри в Сарове, Дивееве, в Понятаевке, а потом пять монастырей в Казани, в Оренбурге и т.д. и т.д. А сколько храмов обращены в клубы и уничтожены – трудно перечислить. Так дорого оплачиваются в жизни архиерейские радости. Какие же выводы мы можем сделать из всех радостей митрополита Сергия? Вот какие. Да, он бесспорно человек ученый и даже неглупый; и тем он опаснее.

Этот последний вывод такой: правда там, где нет митрополита Сергия, где нет ничего подобного обновленческому предательству". [96]

Так, в 1928 году епископ Андрей, человек трагической судьбы, несомненно искренний и значительный даже в своих заблуждениях и – столь же несомненно – огромного религиозного вдохновения, с абсолютной точностью назвал соблазн, устоять перед которым не смогли митрополит Сергий и вслед за ним священноначалие и едва ли не большинство клира Русской православной церкви вплоть до настоящего времени: соблазн империей. В известном смысле можно воздать должное митрополиту Сергию. Он понял, что террор против Церкви не может быть бесконечным; что его неимоверная, тупая жестокость в конце концов из всеобщей превратится в избирательную; и что нарождающаяся Советская империя рано или поздно, в той или иной форме потребует от Церкви благословения и освящения.

Свидание со Сталиным сентябрьской ночью сорок третьего года явилось для Сергия подтверждением мудрости избранной им позиции. Всё прежнее уже не имело существенного значения. Побеждающий в великой битве коммунистический вождь наверняка сбросит опостылевшую и теперь уже ненужную ему маску и провозгласит себя тем, кто он и есть по сути: самодержавным монархом, повелителем половины земного шара, а трепещущую от ужаса и любви Советскую Россию – своей имерией.

Епископ Андрей хорошо видел, как губительный для духовного сознания народа яд заворачивается в поддельную золотую оболочку церковной пользы.

Из отравленного имперским соблазном семени через пять лет после его гибели вырастет Московская Патриархия, представляющая собой уродливое воплощение и завершение основного исторического греха сложившейся в России церковной организации – её сначала вынужденной, затем привычной, а потом уже и вполне искренней близости с государством. В советскую эпоху этой близости не мешает даже предельно откровенная антихристианская сущность государства. Своего рода классическим примером отступничества от Христа войдет в историю осанна товарищу Сталину, вдохновенно провозглашенная Патриархом и архиереями.

Нам скажут, что наш горестный укор не учитывает обстоятельств места и времени.

Может быть.

Но вот уже всего семь лет назад, когда позади остались моря крови и когда никто и ничто не угрожал жизни и благополучию архиереев, – они едва ли не с той же пылкостью клялись в верности государству и по праву верноподданных даже упрекали его в недостаточной к ним любви. 1 февраля 1990 г. члены Священного Синода Русской православной церкви в доверитиельной беседе с А.И.Лукьяновым (в ту пору – Председатель Верховного Совета СССР, теперь – один из лидеров Коммунистической партии России) просили у партии и правительства подмоги в борьбе с греко-католиками, горько жаловались хорошему человеку: "Вроде верно служили, и за то, что верно служили, теперь оказались ненужны", – но вместе с тем объявляли себя непоколебимыми государственниками. [97]

И это – священноначалие Русской православной церкви?

Это Христос велел им идти в Кремль со словами, что они представляют "Церковь, которая всегда привыкла доверять власти"? [98]

Это Христос научил их ставить на место Бога медный кумир державы и внушать народу, что "для славян Отечество превыше всего"? [99]

* * *

И последнее.

Его страстный, чистый, выстраданный призыв:

"Братья, православные христиане, работайте же Господу!

А о себе я, грешный, могу сказать великое чудное слово: "я раб вашей любви" и готов до смерти служить делу устроения на земле этой христианской любви и церковной соборной жизни". [100]

До самой до смерти и служил.

  наш адрес: 191014, г. Санкт-Петербург, а-я 8
   e-mail: