ОБ АВТОРЕ

* * *

Московский Церковный Собор 1917-18 гг. дал Русской Православной Церкви твердое каноническое основание для жизни христианской Церкви в антихристианском государстве.

Св. Патриарх Тихон анафематствовал (19-I-1918), а Церковный Собор утвердил (28-I-1918) это анафематсвование Советской власти еще in statu nascendi Советского идеократического Государства, ставившего своей целью перестроить всю жизнь России на атеистически-материалистических основах.

Признавая в принципе невозможность и нежелательность отделения Церкви от государства, и Патриарх Тихон и Собор, тем не менее, своей анафемой отделили Русскую Православную Христианскую Церковь от нерусского богоборческого антихристианского Советского государства. Анафемой только этого вида государственной власти, Патриарх и Собор констатировали факт несовместимости власти истинной христианской Церкви с властью антихристова духа.

Соответствующим однозначным актом, утверждающим также несовместимость власти Церкви и власти государства, был декрет от 23-I-1918 г. "О свободе совести", который Московским Церковным Собором был назван "Декретом о свободе от совести". (В собрании Узаконений от 1918 г. № 18 ст. 203 этот декрет называется "Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви".)

Это отделение государства от Церкви было не простым размежеванием государственной и Церковной власти, а в скрытом виде анафемой, которой Советское государство подвергало антисоветскую (по своей духовной природе) Церковь.

Взаимная анафема, взаимное отсечение чуждых, враждебных, несовместимых начал: власти атеистически-материалистического богоборческого антихристианского государства и власти воинствующей Православной Христианской Церкви, были вполне естественны.

Советское государство и Православная Церковь были действительно две вещи совершенно не совместные.

Борьба была неизбежна. Характер борьбы был ясен. Антихристианская богоборческая атеистически-материалистическая идеология диктовала определенные методы борьбы: прежде всего ЛОЖЬ, а затем соблазн, обман, пропаганда, клевета, террор, насилия, гонения, пытки, мучения, полное физическое и духовное порабощение, а затем и полное уничтожение не только Церкви, но и всякой религии в душах людей. Русская Православная христианская воинствующая Церковь, в свою очередь, диктовала диаметрально противоположные методы борьбы: прежде всего, исповедание веры и правды, обличение соблазнов и обмана, мужественная апология, самоотверженная проповедь, исповедничество и мученичество, стояние за Христа и Его Непорочную Невесту-Церковь до смерти.

Сущность и основа большевицкой коммунистической идеологии в этой борьбе сразу же выявилась как фанатически-религиозная.

Можно верить или не верить в существование Бога и сатаны, но нельзя отрицать наличия существования идей, связанных с этими понятиями. Большевицкая коммунистическая идеология определенно и цинично-откровенно связана с идеей отрицания Бога и Его Правды, ненавистью к ним и борьбой с ними, т. е. иными словами, связана с идеей сатаны.

Итак, с самого начала столкновения Церкви и государства в Советском Союзе, Церковь декларировала служение Христу, а государство – служение сатане и антихристу. Борьба не на жизнь, а на смерть началась. Перед каждым верующим православным человеком встала дилемма: или идти на мученичество или на компромисс со своей совестью. Для мученичества надо было быть святым, ибо жестокость мучений, которым стала подвергать своих врагов Советская власть, – превзошла все известные в истории человечества пытки и насилия.

Усиливая мучения, Советская власть одновременно с этим усиливала и требования духовного порабощения.

Глубоко справедливо и ярко характеризует невыносимое положение русского народа г. С. П. в своей замечательной брошюре "О Церкви в СССР." Париж, 1947 г.1 "Словом, выбор был и ныне остался простой и недвусмысленный: геройство и мученическая смерть или же порабощение и пособничество. Русские народные массы поняли это в первые же годы – попытались уйти в маскировку. И вот, все политическое развитие революции м. б. описано как систематический нажим на маскирующихся, а с другой стороны маскирующиеся изобретали все новые способы остаться незамеченными, уйти от нажима, они изыскивали все новые жизненные маскировки, новые формулы нейтральности и полу-лояльности, новые закоулки быта, новые "леса", "овраги", "тундры" – для спасения... Понятно, что от этой дилеммы, от этой маскировки не могли уйти и деятели Православной Церкви"...

Если каждый верующий отдельный человек должен был решать эту трагическую дилемму только за себя или, в крайнем случае, за судьбу своей семьи и друзей, – то Глава Православной Церкви должен был решать ее за всю Церковь. Имеется много документальных данных о том, что от одного слова Патриарха часто зависели жизни многих людей, а иногда и характер их жесточайших пыток.

Для облегчения невыносимых страданий духовенства и мiрян, гонимых безбожной властью, Патриарх Тихон шел на целый ряд уступок и компромиссов. Но Советская власть не удовлетворялась этими уступками и требовала полного духовного порабощения Церкви государству, усиливая гонения. Видя эти усиливающиеся жесточайшие гонения, духовные и телесные пытки и истязания систематически истребляемых духовенства и верующих мiрян, видя, как один за другим соблазнялись и падали "даже избранные", – св. Патриарх Тихон прилагал все силы своего ума и сердца, чтобы облегчить участь своей паствы. Он пошел на дальнейшие, возможные для религиозной совести православного христианина, уступки богоборческой власти. Но была граница, за которую он не перешел: духовной свободы Церкви он слугам сатаны не отдал.

Св. Патриарх Тихон был величайшим великомучеником этой эпохи. Это был воистину мученик распинаемого духа. Сердце его разрывалось за духовные страдания и судьбу Русского Православия, от которого Советская власть требовала измены Христу, и за судьбы своей паствы, страдания которой превосходили всякую меру.

Дьявольская ложь Советской власти прежде всего заключалась в том, что религиозные гонения именовались политической борьбой, а исповедание веры и правды квалифицировались как политическое преступление.

Напрасно Патриарх всенародно объявлял о запрещении всякой политической борьбы, напрасно сам он "каялся" в своих "политических" преступлениях и заявлял, что он "не враг" (политический) Советской власти. Советская власть всякое чисто религиозное сопротивление верующих рассматривала как сопротивление политическое.

Патриарх Тихон с ужасом убеждался, что предел "политических" требований Сов. власти лежит за пределами верности Церкви и Христу.

"Маскировка" строгой каноничностью, которая помогла в борьбе с обновленческим расколом, была учтена Сов. властью. Учитывая каноны, как стену, о которую разбивались все насилия и весь террор против верующих, – Сов. власть поставила себе целью духовно поработить Церковь при условии СТРОЖАЙШЕГО СОБЛЮДЕНИЯ КАНОНИЧЕСКОЙ ЗАКОННОСТИ. Для этой цели она стала соблазнять, терроризировать и пытать не отщепенцев, готовых попрать св. каноны, а тех, кто был верен им.

Задача оказалась в высшей степени трудной: те, кто охотно шли на сотрудничество с богоборческой властью, – оказывались нарушителями канонов; те же, кто не соглашался на измену канонам – отказывался изменять и духу Христа.

Подобно Иуде в среде апостолов, Сов. власти нужен был новый Иуда в среде строго канонического епископата.

По свидетельству близкого друга св. Патриарха Тихона профессора доктора медицины М. А. Жижиленко, бывшего главного врача Таганцевской тюрьмы в Москве, а затем первого тайного катакомбного епископа Серпуховского МАКСИМА,2 – Патриарх, незадолго до своей кончины, высказал мысль о том, что, по-видимому, единственным выходом для Православной Русской Церкви сохранить верность Христу – будет в ближайшем будущем уход в катакомбы. Поэтому, св. Патриарх Тихон благословил профессору доктору Жижиленко принять тайное монашество, а затем, в ближайшем будущем, в случае, если высшая иерархия Церкви изменит Христу и уступит Сов. власти духовную свободу Церкви, – стать тайным епископом.

Св. Патриарх Тихон скончался 25 марта 1925 г., будучи, по свидетельству епископа Максима, отравленным.

Оставшееся после смерти Патриарха "Завещание" – было безусловно подложным.

"Завещание" – подлог Сов. власти не помогло.

Тогда, при ближайшем участии Е. А. Тучкова, этого кровавого палача Русской Православной Церкви, была составлена глубоко-продуманная дьявольски-хитрая "Декларация", которую Сов. власть решила выпустить от имени высшей и канонически совершенно правильной иерархии Русской Православной Церкви. Декларация эта должна была превратить Русскую Православную Церковь – в канонически абсолютно правильно оформленную Советскую Церковь, служащую сатанинским антихристианским планам Советского государства.

Св. Патриарх Тихон, в свое время, от подписания подобной Декларации категорически отказался.

Отказался подписать такую "Декларацию" после смерти Патриарха Тихона и законный местоблюститель Патриаршего Престола – Митрополит ПЕТР. За это он был арестован (в декабре 1925 г.), сослан, и, замученный в изгнании, скончался через 11 лет после смерти Патриарха, в 1936 г.3 После ареста Митрополита Петра заместителем местоблюстителя Престола стал Митрополит Сергий (Старогородский).4 Митрополит Петр при этом не только не отказался от местоблюстительства, но призвал, даже в случае известий о его смерти, поминать его имя – Главы Русской Православной Церкви – как символ единства и верности этой Церкви. (Об этом свидетельствовал священномученик епископ Дамаскин, имевший по его словам, в своих руках это последнее распоряжение Местоблюстителя Патриаршего Престола).

<Выставление кандидатуры митрополита Сергия на пост “заместителя местоблюстителя” было невольной ошибкой Местоблюстителя митрополита Петра. Митрополита Сергия ни в коем случае нельзя было допускать стать во главе Церкви уже по одному тому, что во время ареста Святейшего Патриарха Тихона он изменил Православию и стал обновленцем. После неожиданного для всех освобождения патриарха Тихона, митрополит Сергий “покаялся”, но, как выразился о нем оптинский старец Нектарий, “яд в нем остался”.>

Отказался подписать "Тучковскую Декларацию" и глубокочтимый всей Русской Церковью, старший иерарх и первый (намеченный Патриархом Тихоном) кандидат в местоблюстители – Митрополит Кирилл. Посетившие его в ссылке о. Илия Пироженко и о. П. Новосильцев написали о нем: "Рассказывал нам, как все исполненное Митрополитом Сергием (Старогородским) было предложено ему, и он рад, что остался на прямолинейном пути"... Митрополит Кирилл скончался в ссылке в 1936 г. (год смерти и Митрополита Петра).5

Аналогичные предложения (подписать Декларацию) получили в свое время: Митрополит Агафангел, митрополит Иосиф и Архиепископ Углический Серафим, т. е. все самые выдающиеся по духовным качествам и канонически безусловно правильно поставленные иерархи.

Наконец, нашелся епископ-Иуда, канонически правильный (правда, в самый тяжкий момент Истории Русской Церкви, когда начинали торжествовать обновленцы, уклонившийся в обновленчество, но потом канонически правильно покаявшийся) – Митрополит Сергий (Старогородский), который предал Православную Русскую Церковь в руки врагов Христа, оформив строго канонически свое предательство. Он подписал "Тучковскую Декларацию", отшлифовав ее формулировку. Декларация появилась от имени заместителя местоблюстителя Патриаршего Престола 16 (29) июля 1927 г.

Напрасно умоляли Митрополита Сергия верные епископы, клир и мiряне не уподобляться Иуде, а взять пример с апостола Петра и, горько оплакав свой грех, раскаяться в измене Христу. Увещания не помогли. Произошел церковный раскол 1927 г.

Исповедников Правды в Церкви Советская власть стала арестовывать. На допросах ликующие чекисты-следователи со злорадством и сарказмом доказывали "строгую каноничность" Митрополита Сергия и его Декларации, которая "не изменила ни канонам, ни догматам".

[Во главе истинно православных людей, оставшихся верными св. патриарху Тихону, проклявшему советскую власть и звавшему верных чад Православной Церкви на мучения, и митрополиту Петру, сосланному на страдания за то, что он не согласился подписать той декларации, которую подписал митрополит Сергий, – стал Петроградский митрополит Иосиф.6

Приверженцев митрополита Сергия стали называть “сергианами”, а последователей митрополита Иосифа, – “иосифлянами”.

Одобрение позиции митрополита Иосифа было получено из ссылки от митрополита Петра Крутицкого и от митрополита Кирилла Тамбовского.

Центром истинного Православия 1928-1929 гг. становится в Петрограде “Храм Воскресения на крови” (на месте убиения императора Александра II). Настоятелем этого храма был митрофорный протоиерей о. Василий Верюжский. Кроме этого храма, в руках “иосифлян” было еще несколько церквей в Петрограде и его окрестностях: Петроградский храм во имя св. Николая-чудотворца, при убежище престарелых артистов на Петровском острове (настоятелем этого храма был протоиерей о. Викторин Добронравов); храм во имя Тихвинской Божией матери в Лесном (где настоятелем был протоиерей о. Александр Советов), храм в “Стрельне” (настоятель – о. Измаил) и некоторые другие. В храме Воскресения на крови, кроме о. Василия Верюжского, выступали замечательные проповедники: протоиерей о. Феодор Константинович Андреев (друг о. Павла Флоренского), бывший профессор Московской духовной академии, и протоиерей о. Сергий Тихомиров. Отец Феодор был духовником многих академиков Академии Наук и профессоров Петроградского университета.

В 1929 году умер замученный пытками допросов в тюрьмах и выпущенный “умирать дома” о. Феодор, профессор Андреев. Похороны этого замечательного проповедника приняли грандиозно-демонстративный характер. “Со времён похорон Достоевского Петербург не видел такого скопления народа”, – писал профессор А. И. Бриллиантов своему другу.

К 1930 году были закрыты все “иосифлянские” церкви, за исключением одной (Тихвинской Божией Матери в Лесном). В 1930 году были расстреляны все наиболее видные “иосифляне”: епископ Максим, протоиерей Николай Прозоров, протоиерей Сергий Тихомиров, протоиерей Александр Кремышанский, иерей Сергий Алексеев и др. Архиепископ Димитрий (Гдовский) был заточен на 10 лет в Ярославский политизолятор, где и погиб.

Митрополит Иосиф, епископ Сергий Нарвский со множеством духовенства и мiрян были сосланы в концлагеря. Многие мiряне были арестованы и высланы только за то, что они посещали единственную иосифлянскую церковь в Лесном. В 1936 году эта церковь была тоже закрыта.7

Еще с 1928 года начались в Петрограде отдельные тайные богослужения по домам. После 1930 года количество тайных богослужений значительно увеличилось. А с 1937 года можно считать Катакомбную Православную Церковь вполне оформленной. В остальной России, особенно в Сибири, катакомбные церкви создались несколько раньше. В Москве катакомбных богослужений было недостаточно, и многие москвичи “окормлялись” в Петрограде. Никакого административного центра и управления катакомбными церквами не было. Духовными руководителями считались митрополит Кирилл и митрополит Иосиф.]

Сопротивление исповедников "тихоновцев" и "староцерковников", которых стали называть "иосифлянами" – было сломлено физически Советской властью, при помощи Советской Церкви.

Массовые расстрелы, гонения и пытки, обрушившиеся на верную Христу Церковь – не поддаются описанию.

По официальным данным Научно-Изследовательского Криминологического Кабинета, в Советском концлагере, в 1928 г. количество осужденных по церковным делам достигло 20% всех заключенных концлагеря.

Истинной Православной Русской Церкви, верной до конца Христу, не оставалось иного выхода, как уйти в катакомбы.

Духовным отцом, породившим самую идею катакомбной Церкви, – был св. Патриарх Тихон.8

Не имеющая в первые годы своего существования ни организации, ни администрации, разрозненная физически и географически, Катакомбная Церковь объединялась только именем Митрополита Петра.9

Позднее, не имея долгое время никакого общения с Митрополитом Петром, духовным своим вождем и Главой Катакомбная Церковь признала Митрополита Кирилла.10

С 1936 г., после смерти Митрополита Петра и Митрополита Кирилла, духовным и административным Главой Катакомбной тайной Церкви, уже создавшей к этому времени подобие некоторой организованности, – становится Митрополит Иосиф.

В конце 1938 г., именно за возглавление и за руководство Тайной Катакомбной Церковью, Митрополит Иосиф был расстрелян.11

После его смерти, Катакомбная Церковь стала еще более строго хранить свои тайны, особенно имена и местопребывание своих духовных вождей.

Сведения о Катакомбной Церкви в Советской России – не подлежат широкому оглашению. Враги этой Церкви, советские и просоветские церковные деятели, требуя и не получая точных сведений об именах, местонахождении и подробностях деятельности членов Катакомбной Церкви, – отрицают существование последней, называя ее мифом. Если существует "Миф о Христе" пастора профессора А. Древса, то почему бы не существовать и "Мифу о Катакомбной Церкви"?

Я имел счастье и радость состоять в Катакомбной Церкви с 1927 г. по 1944 г.

За время пребывания в качестве заключенного в Соловецком концлагере (1928-1932 гг.), – мне пришлось быть свидетелем многих тайных хиротоний, совершенных епископами Максимом, Виктором, Иларионом (викарием Смоленским) и Нектарием. Подобные тайные епископские хиротонии происходили и в других концлагерях, напр., в Свирлаге, Белбалтлаге и в лагерях Сибири. [Появились тайные епископы и огромное количество тайных священников.

Мне лично известна лишь Петроградская область и происходившие в ней тайные катакомбные богослужения за период с 1937 по 1941 гг. включительно. Затем мне пришлось встретиться с участниками катакомбных богослужений в 1942-1945 гг. (из разных мест России): после 1945 года у меня сведений нет.

В Петрограде и Петроградской области с 1937 по 1941 год было чрезвычайно много катакомбных богослужений. Где только эти богослужения ни происходили? На квартирах некоторых академиков, профессоров Военно-Медицинской Академии и Петроградского университета, в помещении морского техникума, школе подводного плавания, в школе взрослых водного транспорта, в помещениях больниц, в некоторых учреждениях, куда вход был только по пропускам. Очень интенсивно шли тайные богослужения в пригородах Петрограда и более отдалённых от него местечках: в Шувалово, Озерках, деревне Юкки под Левашево, на станции Поповка, в Колпино, Саблино, Чудово, Малая Вишера, Окуловка, на станции Оксочи (в детской колонии им. Ушинского), в Гатчине (на квартире почитателей знаменитой подвижницы матушки Марии), в Елизаветино, Волосово, Ораниенбауме, Мартышкино, Стрельне (где подвизался замечательный священник о. Измаил) и многих других местах.

Гонения на катакомбную Церковь, которую митрополит Сергий, признав “контрреволюционной”, а молящихся в ней, – “политическими преступниками”, – предал на растерзание безбожной власти, – были необычайно жестокие.

Особенно много было арестовано и запытано до смерти за время 1937-1938 гг. в так называемое “ежовское время”.

Поэтому с 1939 года катакомбные церкви стали чрезвычайно оберегаться и попасть в них было чрезвычайно трудно. Но искренно-ищущие находили. И, если количество тайных катакомбных богослужений в 1939 году значительно сократилось, то качество их необычайно духовно выросло. Воистину это были новые первохристианские времена: легенда о дивном невидимом граде Китеже превращалась в явь! Как мне пришлось слышать позднее, за время войны, особенно после избрания митрополита Сергия советским патриархом, катакомбные богослужения, несмотря на жесточайшие гонения, вновь усилились, ибо истинно православные люди не могли примириться с полным духовным порабощением Православной Церкви проклятому антихристову режиму. При патриархе Алексии (Симанском) гонения еще более усилились, ибо теперь уже нет никаких оправданий тем, кто не посещает открытых храмов и совершает тайные богослужения на дому! “Участники катакомбных церквей причислены были к самым тяжким политическим преступникам!”. Но “к злодеям причтён” был даже и Сам Спаситель!

Отсюда ясно, как приходится хранить и скрывать имена участников катакомбных церквей, особенно имена епископов и священников. Так много хотелось бы рассказать о деятельности о. Алексия, о. Георгия, о. Александра, о. Петра, о. Владимира и других многих, хорошо известных истинным православным в Петроградской области. Но не пришло еще время! Ведь, может быть, они живы и служат тайно до сего дня! А малейшая деталь, могущая выдать их, – грозит смертными муками им и их родным. Да они и не ждут славы человеческой. Они, эти многочисленные мученики и мученицы (ибо среди активных деятелей катакомбных церквей много монахинь), кладут души свои за други своя, исполняя заповедь Христову о высшей любви.]

С 1945 по 1949 гг. сведения из-за железного занавеса о жизни Катакомбной Церкви поступали очень редкие и скудные, но ежегодно, до 1949 г. включительно. Эти сведения были очень законспирированы.

"Не бо врагом Твоим тайну повем" – вот с каким эпиграфом получал я сведения о Катакомбной Церкви в Советской России и за рубежом.

Мне пришлось беседовать непосредственно с беженцами "оттуда" и получать письма с разных сторон света от находящихся ныне в беженском рассеянии участников Катакомбной Церкви, лично мне часто неизвестных, откликавшихся на мои статьи главным образом в журнале "Православная Русь". Большинство писем было совершенно анонимно.12

По имеющимся сведениям из несомненно чистого источника, наиболее тяжким испытаниям "тайная", "пустынная", "катакомбная", как ее различно называют, Церковь в Советской России подверглась после 4 февраля 1945 г., т. е. после дня интронизации Советского Патриарха Алексия, когда все духовенство, находившееся в лагерях, прошло специальную перерегистрацию, во время которой всех опрашивали: признают ли они нового Патриарха Алексия. Непризнававшие получали новые сроки наказания, а иногда и расстреливались. Признававшие же и дававшие об этом особую подписку часто досрочно освобождались и получали назначения.

Имеются сведения об одном священнике, который, после такой регистрации, сказал своей жене и двум дочерям, прибывшим к нему на свидание, чтобы они, по возвращении домой перестали бы посещать Патриаршую Советскую Церковь. "Лучше не посещать никакой церкви и не причащаться вовсе, чем соприкасаться с церковью лукавнующих" – сказал он. Вдову этого священника (муж ее после свидания был расстрелян) и ее двух дочерей стали травить священники Советской Церкви, называя – "раскольниками" и "сектантами". Окормлялись они в Катакомбной Церкви, храня св. Дары на дому (1945 г.).

"Преследования тайных священников и епископов были настолько жестоки", – пишет один неизвестный корреспондент, беженец "оттуда", – "что найти тайную Церковь было очень трудно".

Имена епископов и священников Катакомбной Церкви окружены строго хранимой благоговейной тайной. О количестве их вообще не представляется возможности получить более или менее точных сведений, хотя о деятельности свыше десяти тайных епископов дошли сведения и до Зарубежья.13 Некоторые из тайных епископов находятся ныне и за рубежом...14 В Катакомбной Церкви имеются и Митрополиты.15 Священников (в большинстве случаев тайных иеромонахов) учесть невозможно. Известно только, что их крайне недостаточно, чтобы окормлять желающих, ибо паствы, жаждущей таких пастырей в Советской России "как песок морской" (по выражению одного тайного епископа).

Без этой повсеместной жажды истинной, а не лукавнующей Церкви, самое существование Катакомбной Церкви, в условиях Советской России, было бы невозможно.

Недостаток священников восполняется главным образом многими тайными монахинями (явление, принявшее за последнее время стихийный характер и показавшее новую лучезарную духовную красоту русской женщины, преимущественно русской бабушки) и мiрянами, посвящающими себя служению Тайной Церкви (совершающих чтение акафистов или общие групповые моления, именуемые "собраниями на свещу"). Этих благочестивых людей, самоотверженно служащих Тайной Церкви, некоторые тайные епископы именуют "подпасками". Из-за недостатка пастырей, эти "подпаски", которые имеются повсюду, являются стержнем церковного народа Катакомбной Церкви. Подпаски же большей частью хранят на домах и св. Дары, получаемые с большим трудом и величайшей осторожностью при редких общениях с тайными пастырями.16

По сведениям более позднейших беженцев (1947-48 годов), в Концлагерях окормление верующих тайными пастырями до 1945 г. (до интронизации патриарха Алексия и перерегистрации духовенства) – было значительно легче, чем на "воле". После же 1945 г., наоборот, в концлагерях оно стало более затруднительно, чем на "воле".

По имеющимся сведениям (от одного тайного священника из Сибири и одного тайного монаха с севера России, бежавших из Советского ада в 1945 г., которых я видел лично) – были случаи, когда известные по своей противоцерковной деятельности комсомольцы из ячейки "Безбожников", в порядке партийной дисциплины направлялись студентами во вновь открывшуюся Духовную Семинарию.

Граждан Сов. России, которые прежде ходили в Церковь, а затем перестали ходить, иногда вызывали в М. Г. Б. (бывш. Г. П. У.) и спрашивали – почему они перестали ходить в церковь. При этом требовалось выбрать одно из двух: или начать ходить в Сов. Церковь или написать и напечатать письмо в Редакцию сов. газеты с отречением от всякой религии, как "опиума для народа". (Таким образом, посещение сов. церкви было эквивалентом отречения от Христа).

Один священник советской Церкви, бежавший из Советской зоны Германии в 1948 г. в Американскую зону, лично мне рассказал о своем вызове в М. Г. Б. (Г. П. У.) где его "попросили" повлиять на одну пожилую женщину, мать советского генерала, чтобы она перестала ходить в церковь. При этом священнику категорически запрещено было, под страхом тяжкого наказания, упоминать о вмешательстве в это дело органов М. Г. Б. Священник просьбу выполнил.

Все обнаруженные в Советской зоне Германии тайные священники были безпощадно расстреляны. Также расстреляны были и вообще все священники, не признавшие патриарха Алексия.

По многочисленным свидетельствам беженцев из Сов. России, посещавших там Советскую церковь за период с 1945-1949 гг., большинство из верующих резко отрицательно относятся к Высшей Церковной иерархии, особенно, персонально, к патриарху Алексию.

"Не могу жить без церкви" – говорят некоторые обыватели, "а Патриарха советского не признаю".

Многие посещают советские храмы только из-за имеющихся там чтимых или чудотворных икон.

"В церковь ходим, когда нет там богослужения, чтобы приложиться к иконам" – говорят иные. "С богослужения часто уходим, когда в проповедях восхваляют Сталина" – говорят другие.

"В церковь хожу, но не исповедуюсь и не причащаюсь, потому что епископы и священники служат сов. власти" – рассуждают иные.

Имеются священники, которые дома плачут и каются, что служат в сов. церкви. Но имеются и другие священники и монахи, которые говорят, что "ложь в церкви ныне во спасение", а главное – "соблюдение канонов". Целиком оправдывающих слова и дела Патриарха Алексия очень немного, преимущественно из числа приспособившихся к Советской власти интеллигентов-профессоров. Чем проще народ, тем более ясно он видит ложь в Церкви и скорбит об этом.

Несомненно, что огромное большинство клира и мiрян Патриаршей Советской Церкви – так называемые "ПАДШИЕ ВО ВРЕМЯ ГОНЕНИЙ".

Один беженец "оттуда", очень церковный человек, из-за редкой возможности попасть в Катакомбную Церковь иногда заходивший в советские храмы и потом мучавшийся этим, категорически утверждает: "если произойдет переворот и Церковь призовет ходивших в советские храмы покаяться, то покаяние будет искренним и всеобщим".

Большинство из посещающих советские храмы убеждены, что за рубежом существует "настоящая Русская Православная Церковь, которая не признает Советского Патриарха". (По свидетельству очень многих).

Имя Митрополита Анастасия и его деятельность более известны в настоящее время среди верующих в Сов. России, чем прежде было известно имя и деятельность за рубежом Митрополита Антония (напр. о Карловацком Соборе почти никому не было известно). Это объясняется временной немецкой оккупацией, благодаря которой огромное количество населения Сов. России узнало о деятельности зарубежного духовенства.

В первые годы оккупации бывшее подсоветское население не могло разобраться в различных юрисдикциях Прав. Церкви зарубежом и одинаково относилось ко всем. Но, постепенно, оно стало разбираться, и с глубокой радостью приветствуя именно Русскую Соборную Зарубежную Церковь, возглавляемую Митрополитом Анастасием, стало с негодованием отзываться о других церковных юрисдикциях. Этим объясняется то обстоятельство, что подавляющее большинство так называемой новой эмиграции влилось активно в Соборную Зарубежную Церковь.

Экзарх Прибалтики, Митрополит Сергий (Воскресенский), распространивший свою церковную власть на Псковский и Новгородский округа во время немецкой оккупации, тщетно боролся, грозя прещениями, с частым нарушением его распоряжений о поминовении Советского Митрополита Сергия. Священники Катакомбной Церкви, начавшие служить в открываемых в большом количестве немцами православных храмах, категорически отказывались поминать советского митрополита. Так, напр. в г. Сольцы Новгородской епархии митрофорный протоиерей о. В., бывший благочинный церквей города Минска, а затем ставший катакомбным священником, несмотря на строжайший приказ благочинного Новгородского района о. Василия Рушанова (посланного экзархом-митрополитом) – категорически отказался поминать Сов. Митрополита Серия. Это было в 1942 г. А в 1943 и в 1944 гг. о. В. стал тайно поминать Митрополита Анастасия.

В настоящее время известно, что многие из побывавших под немецкой оккупацией и попавших обратно в Сов. Россию, посещая советские церкви – мысленно молятся за Митрополита Анастасия, считая его Главой Православной Церкви.

[Здесь, за рубежом, иногда встречаются люди, которые, признавая заслуги катакомбной Церкви, признают в то же время и правду “сергианской церкви”. Таким следует знать, что в СССР их позиция была бы резко отвергнута с обеих сторон. Ибо, “если патриарх Сергий и патриарх Алексий” запретили в служении и заклеймили “политическими преступниками” деятелей “иосифлянской церкви”, то последние, в свою очередь, запретили ходить верующим в советские открытые храмы.

Вообще русское православное население СССР можно разделить на следующие группы:

Первая группа – строго и истинно православных церковных людей, живущих по преимуществу духовной жизнью и интересами Церкви как Тела Христова. Эта группа ни под каким видом, никогда не признавала и не признаёт советскую патриархию. Эта группа вся ушла в катакомбы.

Вторую группу составляют мало-верующие, мало-церковные люди, которые по традиционной инерции продолжают теплохладно верить в Бога или же эстетически привлекаются православным богослужением. Такие не разбираются в тонкостях церковного духа. Они замечают лишь “одежду” Церкви, которая не изменилась. Они охотно ходят в храмы, открытые советской безбожной властью, разрешающей небольшие дозы “опиума для народа”.

Третью группу составляют “дипломаты”, рационалисты, живущие интересами Церкви как организации (а не как органа Святого Духа). Они оправдывают церковную политику и Сергия, и Алексия, которая, по их мнению, спасает Церковь. Эти охотно посещают советские церкви, не замечая, что при сохранившейся организации её утеряно самое главное – дух Христов.

Четвёртую группу составляют те, которые мучительно тяжко принимают и Декларацию митр. Сергия 1927 г., и все последующие слова и дела советских патриархов, но считают, что благодать в Православной Церкви всё же сохранилась ради тех миллионов несчастных русских людей, которые получают в Церкви великое утешение. С крайне тяжелым чувством слушая панегирики советской церкви советской безбожной власти, они продолжают ходить в открытые храмы и молятся со слезами пред чудотворными иконами. Это люди душевные, которые еще не доросли до духовного понимания религии. Душевные утешения они принимают за благодатные духовные таинства.

Пятую группу составляют те, кто лично не беседовал с патриархами и митрополитами советской церкви, и потому являются неосведомлёнными о сущности этой церкви. Большинство из этих людей, зная ряд фактов опубликования в СССР различных деклараций без ведома якобы подписавшихся под ними, полагают, что всё сообщенное от имени патр. Сергия и патр. Алексия или напечатанное в официальной церковной прессе – просто ложь, сочинённая советской властью. Поэтому, не обвиняя лично патриархов и митрополитов советской церкви, но не принимая сердцем того, что якобы только от их имени говорит антихристова власть, – эта группа хотя и уходит в катакомбы, но продолжает поминать на тайных литургиях имена первосвятителей Церкви. Но те, кто имел возможность лично побеседовать с представителями высшей иерархии советской церкви, знают, что последние добровольно и сознательно солидаризируются с советской властью и искренно защищают противоестественную дружбу Христовой Церкви с антихристовым государством.

Совершенно невозможно даже приблизительно определить процент верующих, ушедших в катакомбы. Одно можно сказать: ушли лучшие и их миллионы!]

Вот те скудные по количеству, но чрезвычайно значительные по качеству, сведения, которые мною получены частично устно и непосредственно, а частично через переписку с лично мне неизвестными беженцами из-за "железного занавеса" в период 1945-1949 гг.

Категорически отвергая тяжко погрешившую перед Русской Православной Церковью и перед Русским народом, Высшую иерархию Советской Церкви (Патриархов Сергия и Алексия и их активных убежденных помощников) мы должны чрезвычайно осторожно и внимательно отнестись к вопросу о том, что собою представляет их паства.

Катакомбная Церковь, существующая в настоящее время в условиях советского ада, делает воистину святое дело. Участниками этой лучезарной Церкви, будет ли то Архипастырь, пастырь, подпасок или сознательно, с рассуждением пришедший в нее рядовой член паствы, – могут быть только немногие, избранные, способные не только "жить в Церкви" (по выражению Хомякова), но и мученически за Нее умереть. Подобного подвига нельзя требовать от широких народных масс. Массы – оказались "падшими во время гонений". Степень, формы, условия, характер и обстоятельства падения должны быть приняты во внимание в каждом отдельном случае. Грех падения должен быть обличаем, но степень ответственности соблазняющих, соблазняющихся и соблазненных "малых сих" – должна быть различной.

* * *

[1937 год, декабрь месяц. После концлагеря я не имею права проживать в столице и живу в 200 километрах от Петрограда (Ленинградом мы называем город св. Петра только в официальных случаях).

Там, где я живу, – в окружности более 100 километров нет ни одной церкви. В Петрограде существуют только 2 церкви: Морской Никольский Собор (вблизи Мариинского театра) и церковь св. Князя Владимира (у Тучкова моста). Обе церкви – “сергианские”. В сергианские храмы я и мои многочисленные друзья не ходим с конца 1927 года, т. е. уже 10 лет. Тайком я приезжаю в Петроград и иду к одной своей знакомой. К ней приходит одна тайная монашенка. Эта последняя везёт меня на тайное богослужение катакомбной Церкви. Я ничего не спрашиваю и не интересуюсь, куда мы едем. Я нарочно не хочу знать, чтобы потом, если, сохрани Боже, буду арестован, даже под пытками не сказать, где я был.

Поздний вечер. Темно. На одном из вокзалов садимся в поезд. Едем больше часа. Вылезаем на маленьком полустанке и идём в темноту 2-3 километра. Приходим к какой-то деревушке. На краю первый домик. Почти ночь. Темно. Тихо. Тихий стук в дверь. Дверь отворяется и мы входим в избу. Проходим в чистую комнату. Окна глубоко занавешены. В углу несколько старинных образов. Перед ними теплятся лампадочки. Народу – человек 15, больше женщины в платочках: трое мужчин средних лет, несколько детей 12-14 лет. Батюшка – мой знакомый. Когда-то он был преподавателем в гимназии, где я учился. Он помнит меня еще мальчиком. Батюшка приветливо меня встречает, благословляет, целует…

Начинается вечерня. И говорят, и поют шёпотом. У многих на глазах слёзы умиления. Молиться легко!.. Ничто не мешает, не отвлекает. Никогда и нигде я не переживал так ясно и глубоко правоту требования св. Иоанна Лествичника: “заключай ум в слова молитвы!”

Кроме батюшки, кругом все чужие. Но они все родные, больше, чем родные!... У всех глаза такие чистые, такие ясные, такие тепло-приветливые, лица одухотворённые!...

Словами передать невозможно, что пережил я на этой всенощной. По окончании службы выпил чашку чая с хлебом. Прощаясь, облобызался трижды со всеми… Ночь на исходе. Идём тихонько вдвоём с монашенкой назад. На душе спокойно и сосредоточенно. Садимся в поезд. Едем в Петроград. Перехожу на другой вокзал и еду домой на службу…

1938 год, второй кошмарный год “ежовщины”… Незадолго до Пасхи меня арестовывают. Стою 4 дня в “собачнике”. Так называется камера, где стоят, ибо сесть невозможно, слишком тесно. Изредка вызывают на допросы. Одни возвращаются скоро, другие задерживаются. Чем дольше задерживаются, тем тревожнее за них. Ведь всё равно они подпишут всё, что уже написано заранее. Только будут избиты и измучены. Наконец, вызывают меня. Иду и молюсь: “Господи, вразуми, спаси и сохрани!” Никогда я так не молился, ибо знал, что никакой человеческой надежды нет! Молился, закрыв глаза, всей душой, всем умом, всем сердцем: “Господи, освободи!”. Чувствовал ясно, что Бог тут, рядом справа, всё слышит, всё знает, всё понимает, всё может!...

“Господи, освободи!… Молитвами мучеников Твоих во всей России! Молитвами вот сейчас по всей Российской земле, тайно, в катакомбах молящихся Тебе шепотом, со слезами!... Господи, освободи! Освободи, чтобы потом, где-нибудь на свободе рассказать другим о том, что творится теперь в России!...”

Молитву услышал Господь. Случилось чудо! Как всё это обернулось – трудно рассказать, трудно самому поверить, что случилось!...

Провинциальное районное отделение НКВД. Сижу на табурете в большой комнате. Стены фанерные. Слышу всё, что говорят за стеной.

“Ах, дурак какой! – кричит начальник на следователя (следователи большей частью мальчишки 16-18 лет, “практиканты”, т. к. из-за огромного количества арестованных настоящих следователей не хватает) – “Ты по какой статье его обвинил?”

– “По 59-й”.
– “Эта статья за что полагается?”
– “За бандитизм!”
– “Ну, а кого ты допрашивал?...”
– “Да он признался и протокол подписал!…”
– “Ах, дурак, дурак, я тебя не о том спрашиваю…Теперь и мёртвый подпишет!... Не в подписи дело… А ты отвечай, кто он, этот старик, сектант?”
– “Да, толстовец!”

– “Ну, вот видишь! А знаешь ли ты, что они даже сапог не носят, а в галошах ходят, эти толстовцы-то, спят без подушек… Почему? Чтобы, значит, кожей животных не пользоваться и куриными перьями… они муху убить за грех считают… А ты – бандитизм ему пришпилил! Пойди, исправь на 58-ю (ст. 58, пункт 10 уголовного кодекса СССР – полагается за агитацию против советской власти)…

– “В Москве-то не дураки сидят”, – продолжал ворчать начальник, – “протокол-то в Москву пойдёт! Иди, исправь!...”

– “Товарищ начальник! – слышится другой робкий голос, – “я вот тут тоже не совсем понимаю. Допрашивал я старовера. Объясните мне, что такое “начетчик”, чин что ли такой?… Или вот – “безпоповцы”, что это значит?”

– “Черт их знает, что это значит” – обрывает начальник…

– “Товарищ начальник”, – слышится третий тихий голос, – “тут на допрос привезли какого-то врача – сектанта, он наверно знает всё это и может объяснить!...”

– “Ну, зови его!”
И меня позвали…
– “К какой вы секте принадлежите?”
– “Ни к какой!”
– “А почему в церковь не ходите?”
– “Молюсь дома!”
– “Ну, а в сектах понимаете что-нибудь?”
– “Понимаю”.

И вот я оказываюсь экспертом и консультантом по ряду вопросов о расколе. В результате вдруг, внезапно, оказываюсь освобождённым. – Почему? Отчего? Правда, у меня не было абсолютно никакой вины, кроме той, что я, будучи верующим православным христианином, почему-то не ходил в советские церкви.

Я недавно освободился из концлагеря и хорошо запомнил дружеский совет одного начальника: “Ну, доктор, теперь на свободе работайте всё время на пять с плюсом, тогда мы (то есть органы НКВД) поставим вам тройку с двумя минусами. Всякая ошибка ваша – будет преступлением”.

Я так и работал, постоянно на пять с плюсом, вечным “ударником”, “отличником”…

У меня не было никакой вины, и меня выпустили на свободу! Ведь это невероятное чудо, в условиях СССР.

На страстной неделе я оказался на свободе. В страстную субботу удалось тайком поехать в Петроград с маленькой пятилетней дочкой. Заутреня была на одной из квартир большого официального казённого учреждения, куда вход разрешался только по особым пропускам. Мне и моей маленькой дочурке достали такой пропуск.

Пришли мы в чистенькую и уютную квартиру. Народу было до тридцати человек. Несколько человек оказалось знакомых. Служил старенький священник о. Георгий. Эту заутреню невозможно никогда забыть.

“Христос Воскресе” пели тихо и радостно. Казалось, что пели не люди, – а ангелы!... Дочурка моя стояла со свечкой в руках и сама сияла как свечечка. Более радостных, более счастливых глаз, чем были у неё, я никогда в жизни не видал.

Было ли это? Не был ли это золотой сон? Словами я не могу, не смею рассказывать о том, что было… Небеса опустились на землю и люди становились как ангелы! Море любви!

Друг друга обымем,
Друг другу простим;
Христово имя
В себя вместим!

Радость, полученная от этой светлой заутрени катакомбной церкви, – до сих пор даёт силы жить, потеряв всё: семью, Родину, счастье, научную карьеру, друзей, здоровье!…]

Андреев И. М., проф. О положении Православной Церкви в Советском Союзе. Катакомбная Церковь в СССР. Джорданвилль 1951.

И. А. Русская Зарубежная Церковь в Сов. России; И. А. Воспоминания о Катакомбной Церкви в СССР. – В книге: Архим. Пантелеймон. Луч света. Ч. 2. Джорданвилль 1970.

  наш адрес: 191014, г. Санкт-Петербург, а-я 8
   e-mail: